Возрождение

Вырождение отступников

Господство толпы

А в Англии начиналась эпоха, которая надолго осталась в памяти Сородичей. Даже сейчас стадо, со всеми его книгами, фильмами и ночными клубами, признает, что именно во время правления Виктории вампиры вышли на большую сцену – пусть только в виде литературных персонажей.
По большей части это признание основано на одной книге. Нет. Одно, даже самое популярное, творение не может так повлиять на нити Паутины, которые в то время буквально гудели от напряжения. Оно не может объяснить, почему вампиры, дети всех кланов, до сих пор мечтательно прикрывают глаза, вспоминая о веке Виктории. Это было время вампиров – настоящих вампиров, а не литературных героев. И это было время Малкавианов.
Ты должен понять, что стадо тогда пылало внутренним жаром – спокойным, но мощным, как жар скрытых в подвале топок. Они приняли Норму и пестовали и лелеяли ее до тех пор, пока она не разбухла до невероятных размеров. Норма потребовала, чтобы смертные отделились от живущих в них животных, чтобы они поддались холодным, тяжелым ласкам порядка и правильности.
Интересно, да.
Но они сами себя обманывали. Они всячески подавляли в себе животное начало, маскируя его кирпичными фасадами порядочности, и позволяли себе сбиться с пути только тогда, когда были уверены, что Норма не следит за ними. А когда они решали тайком отступить от правил, они делали это с таким пылом, что их охватывала лихорадка, вечно кружившая вокруг их сущностей, как пепел кружит вокруг огня. Стихи Россетти13, Теннисона, Суинберна14, сочинения Уайльда и Патера15 были лишь жалким отражением тех страстей, что бурлили в мраморно-прекрасной груди викторианской эпохи. Давление… как в чайнике с заткнутым носиком. Когда начинали появляться трещины и эмоции выплескивались наружу, забавно было смотреть, на что способны люди по отношению к себе и окружающим. Поэтому мы и помним то время. Поэтому оно песней отзывается в нас.

В течение нескольких десятилетий наш клан не испытывал особых… проблем. Мир менялся быстрее, чем когда-либо, и люди начали активно плодиться. Города становились больше и безумней, чем раньше, в них было все больше жителей, и нам этого вполне хватало, чтобы держаться на плаву. По западному миру, подобно эпидемиям, распространялись новые технологии, и жизнь людей резко менялась каждые несколько лет. Никто из Сородичей не видел, как смыкаются зубы Геенны.
Чуть позже снова возникло движение против институционализации. Вновь разгорелась лихорадка реформирования, и внимание общественности опять обратилось к условиям жизни в лечебницах. Теперь лечебницы были не единственной целью реформ – «дома на полпути18», программы по адаптации бывших заключенных и тому подобные проекты цвели пышным цветом, и все это делалось в попытке «нормализовать» неустроенных граждан, вернуть их к стабильному, «приличному» существованию. Граждане предъявляли новые требования к организациям, и не все из организаций могли эти требования удовлетворить. Поэтому преступники, умственно отсталые и люди с неустойчивой психикой начали выходить на улицу – и как же интересно было привыкать к этой перемене!
В полной мере сострадательность стада проявилась тогда, когда обитатели лечебниц были выпущены на свободу. Неспособные позаботиться о себе умалишенные размещались по пансионатам и частным лечебницам, где присматривающий за ними персонал был… более покладистым. Те, кому повезло меньше, оказались на улицах или в ночлежках – и таких было немало. В начале 80-х американский президент решил, что его страна слишком много тратит на содержание недееспособных – и на улицы обрушились новые волны выпущенных из больниц безумцев. Сумасшествие цвело и пахло.

«Так и наши прародители восстанут из земли.
Они разговеются нашей кровью
И поглотят всех нас».

Это время все ближе и ближе. Где-то в небесах открылся страшный глаз, и исходящий из него красный свет окрашивает все наши видения. Мы повсюду видим полумесяцы - мы же Клан Луны, в конце концов, - и не можем понять, какие из них обозначают последнюю Дщерь Евы, а какие лишь вводят нас в заблуждение. Кровь течет, как вода, и сила ее убывает. Близятся сроки.
Нас терзают видения. Не проходит ни дня, чтобы кто-то из нас не проснулся в кровавых слезах, крича от пророческих кошмаров, преследующих нас. Видения и тебя не обошли стороной – я бы не нашел тебя, если бы на тебе не было знака. В эти Последние ночи наше проклятие усилилось тысячекратно, так как мы обречены прозревать все, что грядет.
Пророк Геенны – он обо всем этом предупреждал. Теперь он пропал, исчез, был съеден. Время не ждет.
Он был благословлен видением пророчащего Октавио. Но увы, все его воспоминания ушли вместе с его Окончательной Смертью. Он был уничтожен, а видения его рассыпались в прах – даже следа их не осталось на ткани. Когда мы прибыли, чтобы перенести его прах домой, мы обнаружили кое-какие обрывки, записи пророчеств…
Но они так обрывочны. Те пророчества, что удалось сохранить, сейчас находятся в руках Детей Сета…
Ты сам видишь, что узоры, лязгая металлом, свиваются в спирали, а затем вновь возвращаются в исходную форму.
Поэтому я и выбрал тебя. Поэтому тебе пришлось выслушать мой рассказ. Равнос были не готовы, и они погибли. Остальные тоже не готовы, и тоже погибнут.
Ты должен видеть узоры. Ты должен учиться на ошибках прошлого. Ты должен прозреть будущее, должен увидеть последние знаки. У тебя – у нас – у нас есть Зрение.
Ты не можешь отворачиваться.
Наконец он смог расслабиться; с большим трудом ему удалось выпрямить занемевшие конечности. Разум его кипел, движения были невероятно плавными и точными. Слабая пульсация жара - смутное воспоминание о призрачной лихорадке - пронеслась у него в мозгу. Машинально он сгибал и разгибал пальцы, не замечая странную жесткость, которую приобрела его кожа; затем частью сознания он отметил, что жадно слизывает с ладоней все еще теплую жидкость.
Даниэль сидел, почти не двигаясь, уже не похожий на себя прежнего. Методично, словно выполняя какой-то обряд, он облизал пальцы, затем стер следы крови с лица. Одним рывком встал на ноги и, подобно марионетке пьяного кукловода, заковылял прочь.

Прошлой ночью я встретился только с Фицжеральдом. Он выглядел лучше, чем ему следовало бы, принимая во внимание все обстоятельства, но было в уголках его глазах что-то… я не могу сказать, что именно, но выглядело это… странно. Я могу обнаружить убийцу в толпе, если он будет находиться от меня в 20 ярдах, и я привык, что от Фицжеральда исходит этот запах, - такова уж его природа. Но это странное что-то не выглядело как часть его природы, оно было как пятно или следы плесени на картофелине. Может быть, он приобрел это «что-то» за последние несколько лет – одному Господу известно, насколько за эти годы изменился я сам. Но беспокойство не проходило. Я знал, что Фицжеральду не стоит слишком уж доверять, и то – только в делах, касающихся семьи, но эта новое пятнышко… смущало.
Если подумать, все это было глупой затеей, но в конце концов я спросил у него о снах, а также о том, есть ли у меня повод для беспокойства. Мне казалось, он засмеется, но он проявил интерес к моим словам. Может быть, я сказал ему больше, чем следовало, потому что в результате он смог предположить, что же меня так волновало, что я хотел узнать.
Все идет от сердца, сказал он. Есть в крови какая-то болезнь, обнаружить которую можно, добравшись до сердца семьи.
Значит, вот чем мне предстоит заняться. Я думал, я в своем уме. Я не верю, что мое здравомыслие было отторгнуто от меня в процессе обращения. Все, что произошло между тем временем и нынешней ночью, более-менее вписывалось в рамки привычных для нашего племени событий, даже если не принимать во внимание родственные отношения. Если и есть среди нас настоящие, без дураков, психи, так это наши старейшины, да и то, у них уже старческое слабоумие должно развиться. Так что я – в своем уме.
И все же был напуган. Я знал, что я не болен, как Беккер, или Дрю, или вотерфордовские дружки Рингалла. Я видел слабые следы порчи на Фицжеральде и Перл, но эти двое были ничем не хуже всех тех, кто ошивался на Элизиуме или около местной Кормушки. Еще не известно, насколько они стары… всегда ведь можно соврать. И я знал, что все мои Сородичи не чураются клеветы, поэтому не очень-то верил во все эти россказни о крови Малкава. Но во мне пробудилось любопытство.
Добрый знак, да. Если вы сомневаетесь в собственном рассудке, то, скорее всего, с вами все в порядке. Я не помню, где я об этом слышал.

Книга Нод гласит, что «Каин запретил даровать Становление тем, кто болен, безумен или полон дурных жидкостей, ибо они могут запятнать Кровь». Малкавианы, разумеется, легко переступают через этот запрет. С другой стороны, они не всегда выставляют свое отношение напоказ.
В общем случае не имеет значения, был ли кандидат в вампиры безумен до Становления, – ни с точки зрения правил, ни по мнению клана. Проклятие – это Проклятие, и все Малкавианы плывут в одной лодке. Иногда расстройство, которым человек страдал при жизни, остается с ним и после смерти, иногда оно меняется, а порою бывает и так, что к прежним недугам добавляются новые.
В качестве примера можно привести болезни, связанные с гормональными расстройствами или подобными причинами, которые для вампиров просто не актуальны. Эндокринная система вампира просто не работает, поэтому побочные эффекты расстроенной эндокринной системы у него никак не проявляются. Но иногда такое расстройство сохраняется и после Становления; так происходит в тех случаях, когда оно успело оказать глубокое воздействие на разум смертного. У вампира проявление таких расстройств может принимать самые разнообразные формы. Например, педофил, ставший Малкавианом, может или приобрести почти неукротимое желание питаться только кровью детей (совсем как Вентру с их разборчивостью), или же наоборот, будет защищать детей от нападений других вампиров.
Практика показывает, что Лунатики, утратившие разум еще до Становления, страдают сильнее, чем те, кто до обращения находился в здравом уме. Но столь ли велика разница?

Вчера ночью пришел Зов. Мне он был не нужен; у меня и так было о чем поразмыслить, и совсем не хотелось тратить время, встречаясь с семьей в городе. В каком там городе… так сложно определить все вечером, сразу после пробуждения. Сны по-прежнему наполняли мои воспоминания, и я не мог понять, какой город был назван первым, а какой – вторым.
Конечно, это был уже не первый Зов. Я имею в виду, не первый Зов на это сборище. Я уже слышал его неделю назад, слабый, как эхо, прилетевший через тысячу миль. Но я уже шел туда. Я шел туда не на сборище, а по своим делам. Зов вернулся через несколько дней. Он уже стал громче и теперь звучал как шепот, а не как слабое шуршание паутины. А сегодня – опять шепот, но как будто шепчет кто-то, кто стоит рядом с тобой. Нет, я знаю, что рядом никого нет, это все кровь…
И, хотя не явиться на сборище значило бы нарушить этикет, я шел туда лишь затем, чтобы не слышать Зов, каждую ночь бьющийся мне в голову. Если сборище проводится в том городе, где ты находишься, Зов звучит постоянно, может быть, потому, что слишком многие из нас – 10, или даже 50, - оказываются в одном месте. Я знаю, что кое-кто – Рингалл, например, - могут игнорировать Зов или, по крайней мере, слышат его не так громко, как я. Везунчики.
Сборище созвал Беккер. Из чего, само собой, следует, что мы находились в Сент-Луисе. Странно, что я теперь так вспоминаю города – по тем, кто «держит» их, а не по достопримечательностям и не по пище. Я еще не видел Арку и не ел. Значит, Беккер.
Никто не когда не говорит, что должно происходить на сборище, и сегодняшняя встреча не стала исключением. Битый час все занимались своими делами, пока Беккер не обратился к нам. Из других кланов, насколько я понял, не было никого. Да-да, я помню, что каждый, кто желает увидеть, может прийти и обрести зрение, но лично мне не хотелось бы, чтобы какой-нибудь полуразложившийся Ноферату или щеголеватый Тореадор пялился на семью.
Интересно, сколько информации утаивается на таких встречах? Иногда кажется, что нас созывают совсем без цели, кроме, разве что, старейшин, которым удобней совещаться и строить козни на виду у семьи. Этакая игра. Если же нас созывают по делу, то речь обычно идет об очередном «крестовом походе»: надо проучить какого-нибудь князя, пристукнуть слишком много возомнившего о себе анарха или сбить спесь с людишек.
Забавно, но я никогда не видел, чтобы предложение о таком походе было отклонено. Можно решить, что только заинтересованные в сваре вампиры слышат Зов, но я-то знаю, что это чушь. Мне все эти походы не нравятся, правда. Одному небу известно, почему я соглашаюсь с ними. Инстинкт самосохранения, не иначе.
В Сент-Луисе хватает своих придурков. Это вам не Филли.

Честное слово, из-за всего этого я мог вляпаться в большие неприятности. Если б стало известно, что я общался с Шабашем, меня бы в лучшем случае выставили из города, а в худшем – высушили. Опять же, любая стая Шабаша, поймавшая меня на своей территории, приколотила бы мои внутренности к фонарю, а все остальное разбросала бы по трем ближайшим улицам. Все эти признаки безумия меня не радуют
Но я в порядке. Я знаю, что я делаю. Раньше мне случалось делать вещи и похуже.
Я не знаю, в чем там дело с Шабашем, но те из семьи, кто встал на их сторону, оказались хуже всех. Похоже, что наездники реальности в сообществе отступников работают не зря, потому что они хотя бы гарантируют, что новообращенный будет готов к своей роли.
Мне повезло, что я наткнулся на Перл; может быть, все дело в том, что она меня намного старше (а в Шабаше по-настоящему долбанутыми являются младшие поколения, может, потому, что их так много), но она уравновешенней многих, кого я знал. Из Шабаша, в смысле. То ли у нее случилось прозрение, то ли кто-то из ее ребят следил за мной, не знаю. Скорее, второе. Эти «случайные» встречи почему-то происходят слишком часто.
Ладно, может, мне и не стоило заводить разговор о политике. Но мне нужно было открыть дверь, нужно было, чтобы она заговорила. Вначале мы обменялись парой историй и я соглашался с ней, чтоб ее успокоить (но не настолько, чтобы она меня в чем-то заподозрила), а затем я смог задавать вопросы, которые были действительно важны для меня. В любом случае, все закончилось хорошо.
Я вслушивался в ее слова, пытаясь понять, что же стоит за ними. Манера ее речи была такова, что становилось ясно: чего бы она ни сказала, ни высокопоставленные князья, ни ребята из Шабаша прояснить ее слов не смогут. Что-то тайное, непроизносимое между родственниками… Я наклонился поближе, чтобы лучше слышать.
Она говорила о глупости вампирских сект, воюющих друг с другом, и в ее словах чувствовался привкус огня и смерти, и рисовалась ритуальная служба, во время которой Становление получили сразу 10, а то и 20 новообращенных, и все они были членами нашей семьи. Она смеялась и рассказывала о путешествии в Амстердам, которое она когда-нибудь совершит, и ее смех скрывал историю целых стай, всего клана, всех, кто лишь во вторую очередь преследует цели своих боссов, а в первую – цели отступников. Она упомянула, что порою ей не хватает китайской пищи, а иногда… многое была высказано в этой короткой шутке.
А потом она, похоже, решила, что я пытаюсь понять, чего же она недоговорила, и наша беседа прервалась.
Но прежде, чем мы расстались, я рискнул и напрямую спросил ее, не замечала ли она признаком безумия в нашей крови… чего-то такого, чего не смогли бы объяснить даже самые отвратные ритуалы инициации.
Она рассмеялась мне в лицо.
Сука.
«Извини», - сказала она, - «но так смешно слышать от тебя подобные вопросы». Она оставила на краю стола неплохие чаевые, встала и ушла.
И что, черт бы меня побрал, все это значило?

Не так уж сложно догадаться. Я думаю, что по большей части наша плохая репутация связана с Сетью. Как там ЛеРой сказал? «Сеть Безумия Малкавианов?» Как будто это радиостанция, или телеканал, или что-то в этом роде. Разумеется, мы так не говорим.
Если подумать, то у нас для этого нет названия. Связь – это клан, клан – это Малкав. По крайней мере, так гласит история.
На самом деле все не совсем так. Названия-то есть, но они у всех разные. Метатрон, Уста Господа. Связь. Паутина. Нервы Малкава. Вавилон. Некоторые говорят – ткань. «Имя мне - легион, ибо нас много», - вспоминают другие и говорят о разуме Легиона. Я слышал рассуждения гностиков о зашифрованной сефире, рассказы о генетической памяти, настолько развитой, что она позволяет помнить нам события, которым только предстоит произойти, - лично мне нравится последний вариант. Генетическая память объясняет многое. Хотя бы для меня.
Если уж зашла об этом речь, то вполне может получиться так, что большая часть из нас даже не подозревает о существовании Сети или воспринимает ее совсем не так, как я. Тому, кто живет – гм, не совсем подходящее слово, - с этим, объяснения не нужны.
Странно, но остальные кланы, кажется, ничем подобным не обладают – иначе хоть кто-нибудь из них проговорился бы. Вполне очевидно, что, если вы объединены кровными узами, между вами должна существовать какая-то связь. Скажем, вас соединяет кровь. Гм, никогда не думал об этом в таком ключе. Может быть, Сеть - как раз и есть такая связь?
Не то чтобы сообщения приходили каждую ночь. Я слышу шепот примерно раз в неделю; чаще, конечно, чем вызовы на собрания. Розарии5 приходится хуже, она говорит, что голоса приходят к ней чуть ли не каждую ночь. В 92 она первой прибыла на собрание, так что, я думаю, она не врет. С другой стороны, возьмем Беккера; его приходится чуть ли не приводить на собрания. Связи для него не существует, холера его побери вместе со всеми его проблемами.
Пак говорит, что в каждом из нас застряла частица Малкава; что он связывает нас всех воедино, создавая для себя этакую систему безопасности, чтобы шпионить нашими глазами и вести свою партию в Джихаде. Глупости. Я не верю, что Малкав все еще жив и бодрствует, а уж тем более – наблюдает за миром через нас. Если бы он не спал, мы бы об этом точно знали.
Разве что… он проснулся во время прилива пару лет назад?
Я чувствую себя получше – нет, нет, кажется, нет. Я должен чувствовать себя лучше, потому что эти «голоса в голове» приходят из сети, и, может быть, с ними и связана наша дурная слава. Но я не могу избавиться от ощущения, что я что-то упустил. Возможно, все дело в поганой ухмылке Беккера или привычке Дрю полосками сдирать с себя кожу. Пока они – часть семьи, нельзя сказать, что мы все в своем уме.
И если их безумие вызвано не долгой связью с Паутиной, тогда в чем его причина?

Мы разорваны, разорваны на две части. Огромный груз сыновней преданности давит нам на грудь, ибо разве не от отца нашего Малкава получили мы нашу проницательность и просветленность?
А когда он пробудится, дар, полученный от него, вырвется из наших черепов, утечет из наших вен. Он соберет воедино свой разум, восстанет из наших разрозненных тел – но что тогда останется нам? Даже если то, что я слышал, правда, и его тело лежит где-то, нетронутое и никем не охраняемое, все мы лишимся части себя, чтобы насытить его сознание.
Это наш священный долг, задача всех истинных детей Малкава. Мы должны как можно шире распространить семя его безумия. Если мы будем неустанно работать и сможем рассеять его кровь и таящуюся в ней болезнь по всему миру, истощить ее, то он, возможно, не пробудится. Если мы разделим его душу на мелкие кусочки, настолько мелкие, что наконец станем владыками, а не рабами болезни, то мы сможем поглотить его сущность, его безумие, его мудрость, все частицы его божественности, оставшиеся в нашей крови. Существует выражение, появившееся совсем недавно, но настолько удачное, что я жалею, что его не было раньше:
«На один укус».
Даже наши упрямые дети из Камарильи знают нашу цель и помогают нам. В конце концов, почему они не уничтожают всех своих немощных и слабых собратьев? Нет, они согласны, что кровь должна быть чистой. За каждого полоумного визжащего ублюдка, обреченного на Конечную Смерть, они обращают двух новых людей. В этом и заключается мудрость. Так можно обрести власть над собой.
Сами видите, мы не сильно от них отличаемся. Все мы – потомки Малкава. И все мы обречены стать Малкавом.

- Дрозодни, священник стаи, отступник-Малкавиан.

Господом клянусь, я думал, что со мной говорит сама улица. На ней никого не было, а я вглядывался так внимательно, что мог бы разглядеть, как мочится муравей, ползущий в дальнем ее конце. Может быть, это призрак. Говорят, иногда мы можем их слышать. Мы, вампиры. Не Малкавианы. Мы ничем не отличаемся от остальных вампиров. Мы же не Носферату.
Может быть, я просто чего-то не понимаю. Пак любил разглагольствовать о том, что болезнь Малкавиан не могут удержать ни расстояния, ни тела, ни даже кровь. Он говорил, что наше безумие может заполнить дом, улицу, город, что оно накапливается в местах, где есть подходящие для этого условия. Безумие стекает в эти места, как вода с холмов.
Дом на холме7. Одинокий, полный безумия. Не самая приятная мысль.
Мне хотелось бы знать, на что может быть похоже такое место. Я слышал о Колодце радости и считал, что его воды вызывают галлюцинации из-за каких-то растворенных в них химических веществ. Но это не объясняет, почему немецкие собратья считают его почти священным. Может быть, они знают что-то, чего не знаю я, может быть, дело здесь не только в воде.
Такое место, место, полное безумия, - могло ли оно впитать пролитую кровь, поглотить силу, струившуюся в этой крови? Нужна ли кровь? Чем это место питает свое безумие? Я имею в виду ту улицу в Париже, по которой они волочили несчастных дочерей…
…
Я это помню?

Я мертв двадцать лет. Двадцать. В этом я уверен. Зрение, вот что беспокоит меня. Я могу видеть структуры – раньше я так не умел. Я могу распознать цвет с закрытыми глазами, просто прикоснувшись к предмету, чтобы почувствовать идущее от него тепло. Жизнь – нет, не то слово! – с таким вот восприятием и заставляет меня думать, что я помню нечто, чего помнить просто не могу. Слишком живое воображение. Как сны…
НЕТ. Нельзя так думать. Я не вижу снов, когда бодрствую. У меня нет галлюцинаций.
Я мертв всего двадцать лет. Я могу помнить только 20 лет, прошедших без света солнца, и 31 год до этого. Я не могу помнить девятнадцатый век или предшествующие эпохи. Это всего лишь воображение.
Слушайте, я пытаюсь рассуждать. Я же не верю во все, что говорю, да? Нет, я не хочу верить, что я безумен, но все же мне хотелось бы знать. Любопытство – это хороший признак. Мне хотелось бы знать, в своем ли я уме. По всем правилам выходит, что да, я не сошел с ума.
Это не могут быть воспоминания.
Ассамиты

Бруха

Каитиффы

Последователи Сета

Гангрел

Джованни

Ласомбра

Носферату

Равнос

Тореадор

Тремер

Тзимицу

Вентру

Люпины

Маги

Призраки

Феи
Они ушли. А мы никогда не сможем последовать за ними.

Охотники

Боже милостивый, не надо было мне смотреть на календарь. У меня из жизни (жизни?) выпали не то что дни – недели. Может быть, это из-за путешествия. Мы не слишком привычны к переездам из города в город. Не надо этого делать. Люпины. Традиции. Может быть, так нарушение привычного цикла сказывается у вампиров. Может, те, кто, как и я, много путешествуют, подолгу спят. И, наверное, вас не терзает голод, если вы… нет, дело не в этом!
Где я был все это время?
Хорошо, давайте по очереди. Соединенные Штаты. Много городов. Много Малкавианов. Так много людей, все из разных стран, и все цепляются за свою культуру, порывают со своей культурой, пытаются сохранить семейные традиции, нарушают семейные традиции – ужас какой-то. Ростом городов уже нельзя управлять, люди готовы сменять свою неповторимость на всю ту чушь, что предлагают по телевизору. Улей. Битком набитый людьми и нами. Если верить тому, что я слышал, старейшины перебираются в Новую Англию – не знаю, что их туда тянет. Может быть, туда свозят Истощенных. В смысле, американских Истощенных. Здесь обитают князья из нашей семьи. Неплохое место для князя, потому что города здесь растут, а потом начинают гнить с самой сердцевины и порою очень быстро умирают. Здесь есть и архиепископы из нашей семейки; я слышал Зов, раздавшийся из Майами, на расстоянии в сотни миль оттуда: наверное, у Контрерас случилось что-то важное. Да, Штаты для нас – хорошее место. Здесь можно жить даже при наличии чокнутых родственников.
Европа. Я был в Европе. Большие сборища чаще всего проводятся в Европе, но места их проведения меняются. Сады Святой Марии или Бисетр8, Вена с ее Башней Дураков9, рухнувшие ворота библиотеки Валентина в Марселе, даже Торнс. В Европе много мест, ставших почти священными для наших европейских собратьев, да и для всех нас. Чужаки там слишком суеверны и не позволяют высокопоставленным членам семьи приходить к власти, но и там есть несколько городов, где правят наши сородичи, например, Равенна. Европа… добра к нам. Нити – длинные, но очень прочные. Чужаки стараются держаться от нас подальше, но все же защищают нас. Они не хотят, чтобы мы ополчились против них.

Нельзя выделить общую причину для всех умственных расстройств. Многие из них вызваны органическими повреждениями, гормональным дисбалансом в организме, травмами и аномалиями развития мозга, старением, приемом наркотиков или болезнями. Определенную роль тут играет и наследственность, но не стоит забывать и о случайностях. Разумеется, расстройства такого рода невозможно излечить только психологическими методами; для достижения какого-нибудь прогресса в лечении требуется прием лекарств и разного рода процедуры.
С другой стороны, многие расстройства вызваны внешними обстоятельствами. Некоторые из них возникают только под влиянием происходящих событий – например, актов насилия. Раньше ученые считали, что психические расстройства связаны только с окружающей средой, и только недавно стали уделять внимание наследственности и органическим процессам.
Психические заболевания включают широкий перечень расстройств, начиная от состояний постоянной тревожности и заканчивая аутизмом, синдромом нарушения внимания и такими серьезными болезнями, как кататония. Список расстройств слишком обширен, и мы не будем приводить его здесь, но игрокам следует помнить, что психических заболеваний очень много.