Мы переехали. Новый адрес: https://wodgalaxy. forum2x2. ru/forum. htm

Мир Тьмы: через тернии - к звёздам!

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Мир Тьмы: через тернии - к звёздам! » Демоны » Глава первая: в начале


Глава первая: в начале

Сообщений 1 страница 22 из 22

1

2

Темнота сливалась с непримиримым штормом наверху. Гавиэль сражался с притяжением Бездны каждой ниточкой своей воли и направлялся вверх, прямо в жерло Водоворота. Ветры рвали его душу, но он ликовал, несмотря на боль. Он мог почувствовать, что возвращение разорвет его на части, предав вечному забвению, и эта угроза бодрила его. Намного лучше бороться и быть поверженным, чем просто сидеть и ничего не делать. Это было выходом из Бездны, и Гавиэль хорошо его помнил.
Ветры становились все более жестокими, но там, за штормом, Гавиэль чувствовал, что область духа переходит в физический мир. Водоворот попытался выплюнуть его обратно, в вечную ночь, в страдание душ, подобное осколку льда, но он рванулся вперед, продлевая агонию. Имей он рот, чтобы говорить, Владения Мертвых дрожали бы от его смеха. Каждое мгновение несло его все ближе к миру, который, как он думал, был потерян для него навсегда. Он мог вспомнить холодный мрак меж звездами или свет, окутывающий его облик. Он хотел вдохнуть воздух зеленого мира, который он помогал создавать и почувствовать землю под ногами. Он жаждал этого. Он жаждал этого всю вечность. Теперь это должно искушать его еще больше.
Гавиэль пронзил Вуаль меж двух миров, словно горящая стрела, смутно подозревая о силах, истраченных на этот переход. Мир открылся перед ним, он мог его коснуться, но по-прежнему чувствовал связь, которая грозила вернуть его обратно.
Он упал на землю, словно метеор, и услышал симфонию шести миллиардов душ, их надежду и страхи, и Гавиэль почувствовал эхо в их смертной плоти. Некоторые души горели ярко, словно молодые звезды; другие светились подобно тлеющим углям - слабый свет, скрытый в хрупком человеческом теле. Он почувствовал одно такое тело, еще живое, но потерявшее душу, и проник в него подобно молнии.
Когти Водоворота были ничто по сравнению с потрясением овладения.
Поток образов. Чувства. Память. Все тусклое и слабое, по сравнению с собственной силой Гавиэля, но их было так много... Они лавиной упали в его сознание, и похоронили его под своим весом.
Он открыл глаза. Он лежал щекой на ледяном, мокром асфальте, и кожа, казалось, была разорвана. Кто-то тянул его за плечо, пытаясь перевернуть. Его тело поддалось.
"О Боже, пожалуйста, пожалуйста, скажите мне, что с вами все в порядке!" Женщина смотрела на него, ее щеки раскраснелись, синие глаза переполнены слезами. Он лежал посреди заснеженной улицы. Холодное, бездушное освещение дарили фонари сверху, заслоняемые падающим снегом. Слева он увидел фары автомобиля, двигатель все еще работал. На железном бампере была кровь.
Женщина помогла ему встать и просила прощения у Бога за все, что она натворила. И Гавиэль, отвергший Небеса, наполнил легкие воздухом и засмеялся.

3

В начале

В нашем первом из миров мы последуем за
обманчивой смертной правдой? В нашем первом мире.
Там они были великие и невидимые, легко передвигающиеся
над мертвыми листьями в теплом и живом осеннем воздухе...
--T. S. Eliot, Burnt Norton

Преподобный Мэттью Уилсон сидел за столом, хмурясь, беспрерывно протирая глаза, пытаясь сконцентрироваться. Было поздно - почти середина ночи, и он все еще был в студии, разбирая бумаги. Документ, лежавший перед ним, был написан сухим языком и освещал не особо хорошие новости. Это был график оценочных исследований его телевизионных выступлений "Час силы Иисуса". Выступления устойчиво держались в третьей колонке, но имелось несколько предложений. Они хотели, чтобы он выступал перед более широкой аудиторией. Они хотели, чтобы он расширил деятельность. Были предложения, чтобы он выступил перед более обширной, более городской, более высокообразованной аудиторией.
"Почему они просто не скажут мне, что это занятие более подходит белым, и не закончат на этом?" - прорычал он. Он и в самом деле не думал о документе. Он смотрел на документ, но не мог сосредоточиться. Он продолжал думать о Гине.
"Я бы не стал", - пробормотал про себя Уилсон. Он перевернул страницу и начал читать про уменьшение популярности черных проповедников. Он прочел полстраницы, прежде чем он снова задумался о Гине.
"Я мог бы позвонить Золе сейчас", - произнес он. - "Она увидит, что я звоню из офиса. Сообщить ей, что я приду поздно - это правда. Это будет правдой, пока я это говорю. Затем тихо вернуться... Быть может, удивлю Гину с..." - он потряс головой. Он не назвал имени своей жены.
Следующие два параграфа содержали идею о подъеме фондов, что, как он подумал, могло быть полезным. Он спокойно просмотрел еще две страницы, затем он снова подумал, что стоит позвонить жене.
"Я мог бы позвать ее, потом позвать Гину. Или позвонить сначала Гине и убедиться, что она там. Дать ей шанс подготовиться к моему приходу". Он устал, и чувствовал, что мысли идут совершенно не в том направлении. Но нет. Он бы не стал. Это неправильно. Он посмотрел на фотографию Золы на своем столе и ощутил чувство вины.
"Черт с ним"
Он убрал документ, встал и вышел прочь из офиса. Он решил пойти домой, к своим жене и детям. Он собрался идти туда, куда ему было нужно.
Он подумал, что слишком стар, чтобы заниматься такими вещами. Слишком стар и слишком устал.. Он должен порвать с Гиной. Быть может, в эту субботу, когда Зола уедет с детьми навестить бабушку. Он решил, что в эту субботу обязательно встретится с Гиной, может быть, это будет неплохое время, чтобы разорвать отношения. Может быть.
Чувствуя себя порочным, он запер дверь за собой и направился к стоянке, поднял воротник, потому что на улице шел дождь. Он бросил мимолетный взгляд на машину, припаркованную рядом с его BMW... И узнал его. Это был Ноев автомобиль.
В последний раз, когда Мэттью видел своего старшего сына Ноя, они не говорили. Они кричали друг на друга. Он осудил атеизм, вдруг проснувшийся в его сыне. Ной назвал своего отца жуликом, который торгует верой, как нефтью. Мэттью кричал, что Ной никогда не отвергал крыши над своей головой, пищу, которую он ел или деньги в банке, на которые он получил образование, которого не имел Мэттью. Это - когда Ной сказал о том, что он получает достаточную стипендию, чтобы оплатить программу. Он сказал, что ему больше не нужен Мэттью, и что он наконец-то сломал запертые отцом золотые наручники.
Мэттью назвал его маленьким испорченным крысенышем и пригрозил, что отречется от него.
Ной тоже обозвал его.
С тех пор прошло два года, и они ни разу не разговаривали с тех пор.

4

Раскрытие

Из темноты выступила фигура. Высокий, красивый, в верблюжьем пальто и тонких кожаных ботинках. Шляпа не прикрывала его стриженых волос, а белый кашемировый шарф контрастировал с шоколадной кожей. Она была более светлого оттенка, чем кожа Мэттью, и, возможно, темнее, чем у Золы.
Мэттью облизал в мгновение пересохшие губы.
"Сын?" - прохрипел он. Он сглотнул, и произнес снова, громче, более уверенно. - "Сын!"
Ной ничего не сказал.
"Ох, Ной... Ной, я..." - обезоруженно произнес он. - "Я искал тебя, сын. Ты не знаешь, сколько я молил об этой встрече".
Фигура стояла тихо и неподвижно. От этого у Мэттью волосы вставали дыбом.
"Сын... Ной..." - его голос дрогнул. - "Я знаю, я сказал много страшных вещей. Я сожалею. Я не настолько горд, чтобы не сказать, что я был не прав. Я каждый день думал о том, что случилось между нами. Каждый день. Пожалуйста... Пожалуйста, скажи мне, что ты вернешься".
"Правда ли ты молился о возвращении сына?" - это был голос Ноя, но оттенок был холодным и нейтральным, так судья задает вопросы.
Преподобный нахмурился.
"Ты знаешь, что я имел в виду".
"Даже если ты всегда говорил "никогда больше""?
"Это в прошлом. Ты здесь, не правда ли?"
Фигура, стоявшая перед ним, рассмеялась... и изменилась.
Там, где только что стоял красивый чернокожий человек, сиял огонь. Вода с шипением превращалась в пар. Пустая стоянка была залита небесным светом, и Мэттью пал перед ним на колени, закрывая глаза.
"Господи, мой Бог!" - он заплакал. - "Господи, мой Бог!"
"МЭТТЬЮ," - произнесло видение, только что бывшее его сыном. - "НЕ ПУГАЙСЯ".
"Что Вам нужно от меня?"
"А ЧТО ТЫ ДАШЬ?"
"Все! Все, Господи! Я твой слуга. Приказывай мне"
"ВСЕ, ЧТО МНЕ НУЖНО - ТВОЯ ВЕРНОСТЬ, МЭТТЬЮ, ВСЕ, ЧЕГО Я ПРОШУ - ТВОЕЙ ВЕРЫ И ДОГОВОРА"
"Я твой! Ты же знаешь, я всегда был твоим! Твоя воля священна, Господи! Твоя воля священна!"
"Я ПОСТАВЛЮ ПЕЧАТЬ НАД ТВОЕЙ БРОВЬЮ, ЧТОБЫ ОТМЕТИТЬ ТЕБЯ КАК СВОЕГО СЛУГУ?"
Глаза закрылись в блаженстве, Мэттью ждал, подставив свой лоб.
Сквозь веки он заметил, что чудесный свет постепенно сменяется чернотой, и когда он открыл глаза вновь, все вокруг вновь сияло апельсиновым цветом галогеновых уличных фонарей и синевой лунного света, пробивающегося сквозь туман.
Перед ним снова стоял его сын, поддерживающий его голову. Ной произнес лишь одно слово: "Дурак".
Мэттью вдруг ощутил, что его штаны на коленях пропитались холодной водой, и страх уступил место гневу.
"Что это означает?" - произнес он, поднимаясь на ноги.
"Ох, Мэттью... Ты один из миллиона. Не так уж много людей захотят просто взять и отдать все Богу - и не так много хотят увидеть Его" - в голосе Ноя прозвучала издевательская нотка, но его лицо не выдавало чувств.
"Что я видел?" - нахмурился Мэттью.
"А как ты думаешь, что ты видел?" - темные глаза Ноя сузились.
"Я видел величие Бога Всемогущего".
Ной опустил глаза, но через мгновение он покачал головой и уныло усмехнулся.
"Нет, Мэттью, ты не видел величия Бога Всемогущего. То, что ты видел, было величием Бога из задницы, то, что следует смыть. Это была... тень великолепия Создателя. Это было прахом".
"Ной..." - начал Мэттью, но его разум все еще был не в состоянии поверить в увиденное. Фигура перед ним нагнулась и спросила:
"Как ты думаешь, кем я был?"
"Я подумал, что видел ангела Господа"
Ной подарил отцу жестокую усмешку
"Догадайся снова", - он повернул к строению и прочитал надпись на табличке над дверью церкви: "Производство Целестина Инкорпорейтед, дом преподобного Мэттью Уиллиса и "Часа силы Иисуса"" Он покачал головой. - "Я вижу, вы продали Христа после второго выписанного счета".
"Что вы собираетесь делать?" - спросил Мэттью.
"Позвольте мне подойти, и мне не придется говорить". - Ной подошел к тяжелой двери и прикоснулся к ней обоими руками - и тихо зашипел. Глаза Мэттью расширились, когда он увидел, что белый дым льется между пальцев Ноя. Ной отнял руки, и, сжав зубы, показал их.
Преподобный ощутил слабость, увидев возникшие от ожога пузыри, почерневшую плоть, кровь... Ной выдохнул и опустил обе руки в лужу масла. Когда он вытащил их, на ладонях остались пятна там, где была окровавленная и обгоревшая кожа.
"Очень интересно", - произнес он, оглянувшись на дверь студии. - "Я полагаю, нам следует обсудить это".
"Кто ты?"
"Да, ты не слишком быстро думаешь".
Мэттью знал, что Ной никогда не имел привычки прицокивать языком и прищуривать глаза от досады. Этот новый Ной, очевидно, эту привычку имел, и Мэттью это не нравилось.
"Изволь видеть..." - Ной указал на окровавленные пальцы. - "Прекрасное видение с огненными крыльями. Не ангел Господа. Пытается соблазнить смертных договором... И повержен святой землей. И что же тебе остается предположить?"
Менее верующий человек отнесся бы к этому скептически, но Мэттью, при всех его недостатках, был искренне верующим.
"Изыди, Сатана", - прошептал он.
Ной фыркнул.
"Не кажется ли тебе, что это было бы слишком просто?"
Мэттью рванулся вперед и схватил Ноя за пальто.
"Что ты сделал с моим сыном?" - проревел он.
Фигура - демон? - не сказал ничего, просто скептически улыбнулся.
Будь Мэттью достаточно сильным человеком, он бы разбил эти усмехающиеся губы, вырвал бы эти сузившиеся глаза и бросил бы его на тротуар.
Будь это существо кем-то другим, не его собственным ребенком, он бы прижал его к двери, надеясь, что святая земля сожжет его. Но Мэттью оставались только слова и жесты, так что он просто стоял там, хватая Ноя за пальто и чувствуя себя все более и более глупо.
"Вероятно, существует некоторое недопонимание", - его лицо смягчилось. - "Это пальто нужно мне, так что был бы благодарен, если бы ты его отпустил".
Мэттью сузил глаза и оттолкнул фигуру прочь.
"Теперь, если я смогу..." - вдруг преподобный воздел руки к свинцовому небу. - "Иисус, Господь мой, услышь мою молитву! Спаси меня от этого демона! Спаси слугу своего от этого исчадия Ада!" - его голос отражался от стен окружающих домов.
"Остановись!" - сказал Ной.
"Пожалуйста, милый Господь, спаси слугу своего от этого ужаса! Ты - мой пастырь, и я не желаю другого!"
"Я предупреждаю тебя!" - лицо Ноя искривилось от ненависти... В нем виднелись и отблески страха.
"Пожалуйста, милый Иисус, именем твоим я молю..." - прежде, чем Мэттью успел договорить, Ной щелкнул зубами прямо у его носа.
"Ты молишься Иисусу, когда ходишь трахать лидера хора? Ты молишь Его, чтобы получить ее? Ты опускаешься на колени и молишься: "О Господи, сделай так, чтобы моя жена не узнала"?"
Мэттью дрогнул. Он попытался начать снова "Ты защита моя и часть..."
"Что она получает в этом случае, преподобный? Она развлекается с тобой, когда твоя жена не знает? Ты молишь о прощении всякий раз, когда ты пробираешься, чтобы отыметь ее, или ты сохраняешь все это для одной большой молитвы раз в месяц?"
"Закрой свой вонючий рот!"
Фигура, стоявшая перед ним, расслабилась, поправила пальто и убрала руки в карманы.
"Это все, что касается изгнания духов" - сказал Ной.
Мэттью упал на тротуар.
"Уйди прочь от меня", - сказал он. - "Оставь меня одного". Он уже не требовал, он просил.
"Ты действительно этого хочешь?" - голос Ноя неожиданно смягчился. - Если ты хочешь, чтобы я ушел, я уйду. Ты никогда больше не увидишь меня снова".
Мэттью ничего не ответил. Ной достал что-то из кармана и протянул ему. - "Я думаю, я должен вернуть это тебе".
Мэттью сперва колебался, но когда он понял, что это такое, он уже держал это в руках. Это была "Библия", переплетенная в коричневую кожу, "Библия" с золочеными краями. Он узнал ее. Он подарил ее Ною после первого причастия. Открыв ее, он прочел "Пусть Бог будет с тобой всегда. Я люблю тебя, сын"
"Почему ты сделал это?" - прошептал Мэттью.
"Потому что я думал, что ты можешь помочь мне", - ответил он, потом встал и пошел прочь.
"Подожди!" - крикнул Мэттью.
Ной обернулся.
"Ты пойдешь со мной?" - спросил Мэттью.

5

Сделка с дьяволом

Через две двери от церкви находился офис Rollins Productions. Сони Роллинс была прихожанкой в церкви Мэттью, и первая стала помогать ему в постановках. Она дала Мэттью ключи несколько лет тому назад.
"Замечательно", - произнес гость священника.
"Что замечательно?" - спросил Мэттью.
"Ваша ТВ-станция - святая земля".
"Это прежде всего церковь".
Тот фыркнул.
"Ах да. Вот почему она находится в центре коммерческой и промышленной зоны, за несколько миль от скопления жилья".
Мэттью потряс головой.
"Церковь не является обычным зданием, это главное условие. "Где двое или трое собраны именем Моим"".
"Или же, к примеру, смотреть это по телевизору дома. Странно, как слово "конгрегация" собрало людей, которые одиноки и просто молятся в одно и то же время".
"Почему ты пришел сюда?" - спросил Мэттью. - "Подожди, я начну с более простого вопроса: если ты не мой сын, то кто ты?"
Гость задумчиво посмотрел на него - с каменным лицом, как игрок в покер, изучающий карты. Мэттью вернул ему пристальный взгляд, ему показалось, что гость пришел к какому-то заключению.
"Ты можешь называть меня Гавиэль, когда мы одни. Ной - когда мы среди других. Не стоит вносить путаницу".
"Гавиэль".
"Не называй это имя просто так", - что-то во взгляде Гавиэля говорило, что это не шутка.
Мэттью сжал кулаки и стиснул зубы, но его голос оставался спокоен, он управлял им. "И ты - демон".
"Я сказал правду".
"Ты владеешь телом моего сына".
Гавиэль кивнул.
"Боюсь, что это так".
"Ты должен покинуть его. Я не успокоюсь, пока ты не освободишь его".
Гавиэль опустил глаза, мгновение он выглядел опечаленным.
"Мэттью, я не убивал твоего сына, и я не изгонял его из тела. Я хочу, чтобы ты поверил в это".
"Я думаю, именно это ты и сделал. Надеюсь, ты простишь мою подозрительность".
"Ноя Уилсона больше нет, Мэттью. Я искренне огорчен, но это правда".
"Ты говоришь, что он умер - но я вижу его тело перед собой и слышу его голос", - слова Мэттью были разумны, но ситуация была слишком напряженной, чтобы говорить беспристрастно.
"Только тело. Память осталась. Но душа твоего сына ушла. Он был сбит автомобилем насмерть пять дней тому назад, когда он перебегал улицу недалеко от университета. Его мозг был поврежден".
"Я не верю тебе! Должно быть, это какая-то хитрость..."
"Если хочешь, можешь прочитать заявление в полиции. Его разум был поврежден, его душа ослабела, и я ощутил это. Я взял это тело себе, а он ушел, следуя пути, который ожидает всех людей. У меня есть его память и его знания, но тот Ной, которого ты знал - его искра души - исчез навсегда".
"Ты лжешь!"
Гавиэль вздохнул.
"Что мне даст эта ложь?"
"Ты боишься, что я изгоню тебя".
"Я думаю, что мы уже установили, что твоя вера не годится для этой задачи", - ответил демон.
"Быть может, я слаб. Но я - священник Господа!"
"Со степенью, полученной в семинарии и повышенной в Rolling Stone".
"У меня докторская степень по теологии!"
"У тебя почетная докторская степень, которую ты приобрел в колледже, то есть, подобно твоей альма-матер, нацеленная на общий рынок религиозных школ. Я могу добавить, что докторская степень, которую ты получил, совпадает с годом, когда ты пожертвовал $25,000 в университетские фонды," - Гавиэль покачал головой. - "Ты даже не читал "Библию"!"
"Я читаю "Библию" каждый день!"
"Ты читаешь перевод "Библии" каждый день, но ты знаешь ее в латыни, кроме "quid pro quo"? Греческий вариант? Еврейский?" - Гавиэль явно наслаждался замешательством человека.
"Вера более важна. Вера более важна, чем докторская степень, чем знание, чем исполнение".
"Да, в этом я согласен с тобой. Именно поэтому я пришел к тебе".
"Ты чего-то от меня хочешь".
"Прощение Бога воистину безгранично?"
Вопрос застал преподобного врасплох.
"Ну да. Конечно".
"Прощение всех грехов, независимо от того, насколько они велики?"
"Если покаяние искреннее".
"Как насчет падшего ангела, преподобный? Бог бы смог простить даже одного из них? Того, что сознательно нарушил его приказы? Того, кто сознательно исказил все, созданное Богом, того, кто стал предметом поклонения людей?"
Здесь Мэттью нахмурился.
"Я не знаю. Может ли такой искренне раскаяться?"
Гавиэль остановился и улыбнулся снова.
"Странный вопрос, не правда ли?"
"Чего ты хочешь? Вернуться к Богу?"
"Если это возможно. Ты веришь в одного человека, который спас род человеческий. Я верю, что заступничество человека может помочь мне. Ты поможешь мне?"
Мэттью прищурился.
"Я должен попытаться. Если бы я поверил, что ты говорил искренне".
Гавиэль развел руками.
"Я уже продемонстрировал тебе милосердие и терпение. Как еще я могу доказать тебе это?"
Мэттью наклонился вперед, сверкая глазами.
"Освободи моего сына".
"Мэттью, я даю тебе слово, что не пленил его".
"Чего стоит слово признавшегося мятежника и падшего?"
"Того же, чего стоит совет высокомерного ханжи и прелюбодея. Я знаю правду: ты думал, что ты свят, что ты достоин посещения ангела? Ты - телеевангелист, это слово является синонимом "мошенника" и "лицемера" среди грамотных граждан Америки. Я думаю, что ты никогда не крал из тарелки для сборов, но только потому, что те принципы, которыми ты руководствуешься при подсчете финансов, допускают покупку автомобилей и драгоценностей. Правда, будучи "непорочным священником", ты все изучил, за исключением татуировки "любви" и "ненависти" на собственных пальцах!"
"Если я настолько низок, что же я могу сделать для тебя? Если я настолько слаб в вере, почему ты пришел ко мне требовать помощи?"
Гавиэль пожал плечами.
"Я задам тебе еще один вопрос, преподобный. Ты хочешь сидеть здесь и торговаться всю ночь, или тебе в особенности интересно, почему я выбрал именно тебя?"
"Я уверен, что ты все равно скажешь мне это".
"Я выбрал именно тебя, потому что ты высокомерен. Ты гордый идеалист. Ты думаешь, что все, что ты делаешь - правильно, поскольку ты делаешь это. У тебя есть уверенность, которая может сдвинуть горы, и эта уверенность - то, что мне нужно. Уверенность, благодаря которой ты думаешь: "Быть может, я смогу помочь падшему ангелу"".
Гавиэль откинулся в кресле и задумался.
"Пастор, тут есть два варианта. Или я удерживаю душу твоего сына в плену, или же нет, согласен? Если я пленил его душу - или же нет - но я не в состоянии убедить тебя в обратном, то это в твоих лучших интересах - позволить мне раскрыться, получить возможность освободить его. Теперь, пожалуйста, рассмотрим возможность, что я говорю тебе правду. Быть может, Мэттью и в самом деле запутался, а я правда хочу покаяться? Я не заставляю тебя становиться на мою сторону, ты вполне можешь оставаться на стороне Бога". Мэттью тяжело вздохнул.
"Мне все еще кажется, что ты пытаешься меня обхитрить", - сказал он. - "Но ты прав, я попался. Я не могу себе позволить просто оставить тебя".
"Я ценю это", - Гавиэль, казалось, расслабился. - "Итак. Что мы будем делать?"
"Полагаю, мы могли бы использовать страницу из "Католиков", если ты хочешь раскаяться в своих грехах".
"А если в процессе покаяния выявится какая-нибудь слабость, которой ты сможешь воспользоваться?.."
Мэттью простер руки. "Ты не веришь мне, я не верю тебе. Но если мы собираемся выполнить задуманное, то мы должны довериться друг другу на некоторое время".
"Я понимаю".
Машинально Мэттью произнес то, что говорил каждому грешнику, приходящему к нему за покаянием. "Почему бы нам не начать с самого начала?"
"Прекрасно", - Гавиэль улыбнулся. - "В начале..."

6

Неизменный творец

Ной сделал паузу, заметив, что Мэттью в замешательстве.
"Что есть материя? Если забыть о классиках?"
"Ты хочешь сказать, что ты присутствовал при рождении космоса?"
"А как ты думаешь, откуда произошли демоны? Мы были в самом начале, потому что мы и были началом".
"Извини?"
"Мы были первыми творениями Бога, нашим предназначением было продолжать строить вселенную".
Мэттью фыркнул.
"Ты действительно думаешь, что многое вокруг меня создано именно так, не правда ли? Ты действительно думаешь, что вы можете быть творцами всего?"
"Позволь отклонить первый вопрос, ты ведь согласен, что он неуместен? И, когда я искушал тебя, как быстро ты принял меня за своего, и что за фразу ты произнес? - "Господь и Бог". Я отвечу на твой вопрос более серьезно. Но ты должен пообещать слушать дальше и держать разум открытым".
"Я попытаюсь", - произнес Мэттью.
"Вот одежда: мы касаемся ее она касается нас, верно? Контакт взаимодействующих предметов - или соприкосновение, если тебе хочется. Что именно превращает в совершенство? Если что-то изменяется, оно перестает быть совершенством. Если же это перестает быть неполным, оно становится совершенным, исключая недостатки", - он приподнял бровь. - "Непохоже на ту льстивую теорию, не правда ли? Вселенная, как слово, произнесенное Всемогущим".
"Мне кажется, ты намеренно принижаешь Бога передо мной", - произнес Мэттью.
"Мэттью, пожалуйста, поверь мне, - когда я говорю, что Бог не может исторгнуть дерьмо, я не принижаю Ее".
"Ее? Теперь Бог - женщина?"
"Несомненно. Она неплохо выглядела прежде, но за прошлую четверть миллиона лет набрала большой вес".
Мэттью фыркнул. "Даже твое кощунство выглядит слабо и бледно!"
"Кощунство говорить, что Бог - женщина с жирной задницей, а когда говорят, что Она - человек с длинной белоснежной бородой и в сандалиях, это более почтительно? Бог есть Бог - всемогущий, безграничный, бессмертный и неизвестный. Богу не нужно ваше почтение. Все эти сказки о Всемогущем не ранят Бога, это ранит вас, разъедает ваш мир. Словно вы плюете в небо. Небо недостижимо, и, скорее всего, ваш плевок упадет прямо вам в лицо".
"На одном дыхании ты осуждаешь кощунство, но тридцать секунд назад ты утверждал, что создал вселенную. Если ты пытаешься внести смущение в мою душу, тебе следует быть более последовательным".
"Благодарю за заключение, шеф". - Демон глубоко вздохнул. - "Пожалуйста, я буду звать Бога "Он", если тебе так легче. Просто позволь мне продолжить".
"Не я первый коснулся проблемы веса Бога".

7

Создание Домов

"В начале было две бесконечности - бесконечное отсутствие чего-либо, звавшееся Пустотой, и бесконечное существование, звавшееся Всемогущим. Все были частью друг друга, но они были вечно раздельно. Чтобы определить границу между ними, Творец создал Ангелов дома Рассвета. Я был одним из них. Нашей миссией было воплотить желание Творца помогая ему во время Творения, создавая баланс между тем и этим. Поскольку, как ты знаешь, Господь в своей бесконечности был всем - то, что не было Богом, было ничем. Итак, требовалось создать промежуточный слой: космос.
Мы должны были отделить образ первоначальных вещей и создать конкретные вещи. Нашей задачей было извлекать из Его воли конкретные формы.
Бог же был первоисточником мира, как 'fiat lux' в одних источниках и Большой Взрыв в других.
В этот первый день безграничных возможностей мы создали многое. Престол Лунного Света, Огненный Господство, семь цветов радуги... Здесь обитали и меньшие творения, подобные Архангелу Виридиану, Могущественному Отражению... даже я. В этот день буквально все было возможно. И наша работа должна была использовать эту возможность, вырезая и сплетая весь мир.
Дом Рассвета, конечно же, был не единственным. Самый первый, самый важный, ближайший к Изначальному Плану... и поэтому наиболее сильно влияющий на других. Помнишь, что я говорил о соприкосновении? Мы были первыми, преодолевшими барьер между замыслом и творением. Его воля приходила к нам, и мы приносили ее ангелам других домов. Другие дома занимались фактически выполнением Его воли.
Вторым Домом был Дом Воздуха, ангелы ветров и перемещений. По Изначальному Плану они должны были оживлять элементы вселенной. Твое тело состоит из разных частей - твое сердце, твои легкие, каждая часть твоего тела по отдельности мертва и ничего не стоит. Только когда они объединены, они могут жить. Второй Дом занимался этой задачей. Чтобы целое стало большим, чем собранием частей, ангелы Дома Воздуха должны были доставлять дыхание жизни от Творца до Созданного. Каждое дерево, каждая травинка, каждый муравей, каждая птица и каждое животное получили жизнь благодаря дыханию Ангелов Воздуха. Они не только дарили жизнь, но и защищали ее.
Связь между Защитником и созданием, которое получило от него дыхание жизни - прочная и глубокая связь, связь между матерью и ребенком не может быть сильней. Ангелы Второго Дома могли ощутить любую опасность, грозящую подопечным, и перенестись из любого конца Творения, чтобы защитить их. В начале я тесно работал с многими из них... Могущество Безграничной Жизни, Господство Лазурного Купола - я был знаком даже с серафимом этого предела. Во многом они были самыми самоотверженными среди нас. Их известность и могущество не требовали личной славы, но если бы не слава, они бы были другими. Они сами были невидимы, как ветер, но мы знали, когда они были близко. Мы чувствовали их присутствие повсюду, ускоряющийся импульс расширения и улучшения. Их величие в том, что они создавали больше.
Третьим Домом был Дом Земли, создающий те вещи, которые можно потрогать, а не просто ощутить разумом. Тогда как первые Дома имели дело с эфемерным, они были ремесленниками Третьего Дома, которые превращали энергию в материал, охлаждали магму в камень, давали форму жизни. Все, что ты чувствуешь и к чему прикасаешься - их работа. Где мы скользили на лучах света, а Защитники пролетали на дыхании ветра, Ремесленники проникали в землю и жили в ее пределах. Золотой Господство, могущество и непостоянство песка, серафим Горных Пиков - в каждом случае у них была своя задача.
Людям может показаться, что Ангелы дома Земли выполняли больше работы. В конце концов, они создали более заметные части мира - то, чего можно коснуться и что можно изучить. Я редко встречался с представителями Дома Земли, с некоторыми я сталкивался во время Войны... Но я забегаю вперед.
Четвертым Домом был Дом Судьбы, ангелы его ведали всем, что творится в космическом пространстве, и исправляли ошибки, подводя Творение под фундамент Времени. Из всех Домов только они и Пятый могли бы конкурировать с нами по красоте. Я помню их великолепие, как они спускались с Небес в вихре звездных плащей.
Я танцевал с ангелом Полярной Звезды, и мне лестно думать, что я видел радость в ее темных глазах. Я слышал песнь Плеяд, услышал предречения Прошлого и Будущего, и был принят множеством херувимов. Ангелы Времени были достойным и благородным Домом, правящие из стеклянных замков на Луне и перемещающиеся в великолепии звездных сфер. В войне они особенно пострадали, ведь Земля не была их домом, и все их намерения и предусмотрительность были направлены на выживание... Но в первые дни они были великолепны.
Им равными по красоте были Ангелы Глубин. Необыкновенные, лиричные, текучие и свободные, они должны были управлять вечными изменениями, и вечно изменяться. Их домом было море, они заведовали приливами и отливами, и следили за прочими циклами. Когда они пришли к людям, Океаниты были покровителями искусства и красоты.
Ангелов Дома Глубин легче всего представить себе как океан, который всегда на одном месте, но постоянно меняется. Физическая материя воды была создана Ремесленниками, но оживлялась и управлялась Океанитами благодаря их способности видеть и создавать образы.
Они - образ, не материя, подобно тому, как мои слова - не мой язык или воздух, они возникают в твоих ушах, и ты их слышишь. Океаниты были похожи на пульсацию в воде - постоянно перемещающиеся, они редко находились на одном месте. Они были в воде, они были частью воды, но не водой. Все переливы управлялись Ангелами Глубин. Они становились покровителями красоты и культуры - потому что скульптура, песня или рассказ пытаются передать свой опыт через некий образ в другую душу.
Следующий Дом был тесно связан с природой. Ангелы Дикого Дома управляли инстинктами и естественной природой мира. Ты видишь, как обогащают мир Дома? Сначала было чистое желание. Потом разделение, индивидуальность. Далее - постоянство. После этого - изменение. Этот Дом постепенно создал цикл роста насекомых, баланс между хищниками и травоядными, время миграции лососей.
Хоть Дикий Дом и занимался малыми вещами, я должен сказать, что их работа была не менее важна, чем более сложная. Тогда возникло что-то, что теперь называется экологической системой - не точное индивидуальное создание прототипов, но взаимодействие ее населения с флорой и другой фауной привели к более высокому уровню сложности вселенной. Представь себе, что экосистема, которую ты знаешь, теперь, может быть, намного сложнее, чем в Раю. Но я снова забегаю вперед.
Ангелы Дикого Дома - от Серафима Цикла вплоть до низших ангелов восстановления - были практичным, прагматичным Домом. Я думаю, это требовалось, чтобы изменять и организовывать всех животных на Земле. Но я не встречался с ними до смутного времени. Они были слишком близки к Земле и далеки от Создателя, тогда как мы были напротив, близки к нему. Во время восстания большинство из них были свирепыми нашими воинами. Только Ремесленники были столь же близки к земной поверхности. И никто кроме них не был более искусен в войнах и спорах.
Последний созданный Дом был Домом Второго Мира. Ведомые Тихим Серафимом, их число всегда было неизвестно, и их пути чаще всего были невидимы. Могущество Теней, Престол Отдохновения... мрачный Дом, торжественный и мудрый во время войны. У меня не было дел с ними до Падения, поскольку я был Ангелом Начала, а они - Ангелами Смерти. Но стоило нам восстать, они последовали за нами... они всегда казались печальными.
Это были Семь Домов Ангелов.
Вместе мы создали космос и поддерживали его. И вместе мы создали последнюю часть мира. По приказу Создателя мы воплотили жизнь, использовав часть его сущности, содержащейся в творениях, которые должны расти, и управлять вселенной вместе с Ним.
Пойми, когда говорят, что человек "был создан по образу Бога", это не относится к тому, что у него "две ноги, один нос, ребра в грудной клетке". Не ваша форма по образу Бога - ваша душа. Вы несете в пределах своего тела то, из чего Бог создал весь мир. Мы, могущественные Элохимы, не имеем этой истины, пылающей огнем. Вы - его истинные дети, и ваша природа протекает через вашу кровь, мерцает в ваших чувствах и воспевается в ваших мыслях.
Дом Рассвета доставил Его искру, Ремесленники создали жилье для нее, и Защитники сплели части в целое. От Океанитов вам досталась возможность хранить информацию в книгах и рассказах, и ваши способности передавать свои знания детям. От Ангелов Судьбы вы получили понятие времени, способность помнить и потенциал для планирования и предположений. Ангелы Дикого Дома дали вам инстинкты и чувства, чтобы привязать вас к физическому миру. Последний дар был дан Домом Второго Мира: возможность человечества совершенствоваться, вашей способности изменять и, если требуется, восстанавливать разрушенное.
Человек был самым высшим, самым прекрасным и последним нашим творением. Мы создавали вас, используя все наше знание и все способности нашего духа. Сам Творец восхитился вами, но нам было отдано два приказа, прежде чем Защитники вдохнули в вас жизнь.
Во-первых, Он приказал, чтобы мы любили вас, и что наша любовь к вам должна быть равна нашей любви к Создателю.
Этот приказ вызвал много вопросов, мы не сопротивлялись этому, но удивлялись, зачем это нужно. Создавая вас, вложив в ас столько сил, мы уже любили вас столь же сильно, как родитель любит свое дитя. Следовательно, этот приказ выполнить было легко. Выполнять второе указание было намного сложнее.
Несмотря на нашу любовь, мы не должны были показываться вам на глаза. Чтобы никто из вас не мог увидеть, услышать или почувствовать одного из нас. Никаких контактов. Никаких сообщений. Никаких голосов, жестов или иных намеков. Человечество, окруженное со всех сторон любовью и защитой безграничной мощности, должно знать только себя.
Ты представляешь это? Тебе не смешно? Вы, для которых был создан мир, вы, которым служило множество ангелов, вы должны были думать, что вы одиноки в этой вселенной."
Поскольку его гость остановился, Мэттью спросил:
"Скажите, есть ли все эти ангелы здесь прямо сейчас?"
"Нет, Мэттью," - его гость покачал головой и вздохнул. - "Эти времена прошли".
"Прошли?"
"Или же это скрыто от моего знания. Но я думаю, что это просто... прошло".
Они замолчали на некоторое время. Затем Мэттью сказал:
"Если ты не возражаешь, я собираюсь сделать кофе. Тебе делать?"

8

Рай

Пока Мэттью варил кофе, Ной сходил в ванную. Когда они вернулись на свои места, Мэттью нахмурился и спросил:
"На что был похож Рай?"
Ной сложил руки и нахмурился.
"Ты недостаточно знаешь, чтобы понять это", - произнес он наконец. - "Я не говорю это, чтобы тебя оскорбить. Мир был совершенно иным тогда. Он был... Более разнообразным. Богаче. У него были слои, которые сейчас отсутствуют".
"Слои?"
"Да... Посмотри на кофе, который мы пьем. Это только кофе, правда? Это не что-либо еще?"
"Я не понимаю".
"В неизвращенном мире это кофе могло одновременно существовать как песня или эстетическая идея, или даже чувствующее создание. Другие вещи на других слоях одинаково реальны и аналогичны, но каждая отдельна - даже если ты воспринимаешь их одновременно".
Увидев выражение Мэттью, он остановился.
"Я приведу более ощутимый пример. Первые люди: были ли они Адамом и Евой, женщиной и мужчиной, или же они произошли благодаря развитию обезьян?"
"Они произошли от женщины и мужчины, как говорится в "Библии"".
"Правильно. Но они также были множеством обезьян. Вселенная была создана за семь дней на одном уровне, но то же время насчитывало миллиарды лет на другом уровне. Или же если рассматривать Ангелов Воздуха, когда они переносили щедрое дыхание жизни Создателя на научном уровне - они были процессом, солнечной энергией, расщепляющей углеродные молекулы и изменяющей их форму, пока они не станут органическими молекулами, затем простейшими животными, затем многоклеточными - и так далее, вплоть до собак, кошек и людей. Но в то же время они склонялись над вновь созданными существами и вдыхали в их рты жизнь."
"Ты имеешь в виду метафору?"
Гавиэль засмеялся.
"Еще нет. Эти вещи и в самом деле были одновременно истинны в молодой вселенной. Это ничего тебе не скажет, потому что ты привык существовать в этом единственном мире. Но как только вы сталкиваетесь с идеей множественности мира, это вызывает сложности, вы, люди, любите объяснять это верой и чудесами".
"У меня нет никаких проблем с верой".
"Никаких? Хорошо. Может ли всемогущий создать валун настолько большой, что не сможет его поднять?"
Мэттью раздраженно махнул рукой.
"Снова начинается... Ты пытаешься снова поколебать мою веру?"
"Я не пытаюсь поколебать веру, просто демонстрирую пример. Если Бог может создать валун настолько большой, что не сможет его поднять, тогда Его могущество не бесконечно: его недостаточно, чтобы поднять валун. Но если Он не может создать валун достаточно большим, чтобы не смочь поднять его, Его могущество все еще не бесконечно: его недостаточно, чтобы создать валун. Это - нерешаемая проблема в единственном мире. Но множественный мир решает этот парадокс. Рай был слоями разнообразной и взаимосвязанной действительности, которые проникали друг в друга, показывая их с другой точки или новую радость и опыт. Или же еще что-нибудь". - он вздохнул.
"Следовательно, эти слои действительности были все еще недостаточно хороши?"
"Рай был чище и богаче, и превосходящий эту действительность во всем. По сравнению с Раем этот мир - Ад. Хотя, если сравнивать с Адом, то этот мир - настоящий Рай."
"Ад не имеет слоев?"
Гавиэль кивнул.
"Ад - это совсем ничего. Это пустота, испорченная нашим знанием этого, и это наша возможность чувствовать пренебрежение Создателя".
Бессознательно Ной обхватил себя руками, словно вдруг замерз. Жест этот показался Мэттью странным.
"Ад - искажение любви, преподобный. Нет огня и нет котлов, нет вил и чертей. Спустя сотни лет каждый бы смог привыкнуть к простому чувству. Но постоянное осознание мучения никогда не исчезает со временем. Спустя десять минут ты думаешь, что ты пробыл там десять тысяч лет. Ты там, ты одинок, но не ищешь компании, и это осознание, что ты отвергнут и изгнан. Ты погружаешься в Его ненависть и чувствуешь, что все в тебе переворачивается, чтобы ненавидеть также, и этому нет конца. Твоя память о прежней любви уходит все дальше и дальше".
Ноево красивое лицо все еще выглядело ужасно.
"Мы поговорим о том, как нас изгнали из мира... Но в действительности мы сами отдалились. Отвергнутые, заброшенные и презренные". - Его ноздри раздулись, и его глаза яростно сверкнули. Затем он приподнял брови, сел прямо и улыбнулся Мэттью. - "Но мы обсуждали Эдем, а не Бездну".

9

Запретный плод

"Если Рай был столь прекрасен, почему люди пошли против него? Почему вы подтолкнули их к этому?"
"Потому что человечество было слепо, преподобный. "Библия" предпочитает называть их невинными, но фактом было то, что они не ведали ничего о себе и о мире вокруг себя. Изначальный План давал им все, что нужно... кроме возможности оценить себя самих".
Мэттью склонил голову.
"Я сейчас подозреваю, что ты неискренен со мной".
Ной стукнул кулаком по столу.
"Если ты хочешь обвинить меня в чем-то, почему ты просто не скажешь мне это? Ты думаешь, что мне нравиться рассказывать историю моей величайшей трагедии кому-то, кто думает, что я похитил тело его сына? Ты думаешь, я испытываю удовольствие от рассказа, когда я наблюдаю за смертью друзей; когда я вижу, что человечество, которое любил, страдает; когда я вижу, что мир заболевает и распадается?"
Мэттью встретил его пристальный взгляд, и это было похоже на столкновение стали и камня.
"Мне трудно поверить, что люди, созданные Богом - или, если ты настаиваешь, ангелами, - имели этот ужасный недостаток. Я не верю, что люди были несчастны в Эдеме - если ты и твои "Элохимы" не сделали их несчастными".
"Ты думаешь, Адам и Ева были счастливы?" - Гавиэль пожал плечами. - "Быть может, собака счастлива, когда она виляет хвостом, или свинья счастлива, когда она валяется в грязи . Они могли испытывать физическое удовольствие, но знали менее, чем некий упрямый священник, которому я могу что-то объяснить - они ничего не понимали. Прекрасный закат ничего для них не значил, кроме того, что скоро наступит ночь. Они даже не видели красоты друг друга - а они обладали высшей человеческой красотой, Мэттью, - даже ее они не замечали. Удовольствия кроме полного желудка и теплой норы для сна были вне их понимания".
"Так что они были невинны, словно дети".
"Скорее - невинны, словно голуби. Невинны, словно крыса, которая копается в твоем мусоре. Только у этих голубей был потенциал, чтобы стать поэтами, учеными, скульпторами и музыкантами. Мы попытались показать им это, попытались их учить, не нарушая запрета. Но у нас мало что получалось. Мы раскрыли перед ними землю, так, что обнажилась золотая жила с алмазными вкраплениями, но первые люди только почесали в голове и прошли мимо. И ты думаешь, мы сделали их несчастными? Дух ветра - я знал его, имя его должно звучать у вас как "Рафаэль", подумал, что их может пробудить мелодия. Он, поколебавшись, поделился своими планами с ангелами других Домов, потому что, как я уже говорил, каждый следил за своим слоем. Херувим из дома Судьбы сообщил ему, когда именно люди пройдут через ущелье, в которой постоянно дули ветры. Ангелы Земли создали трещины на стенах ущелья таким образом, чтобы ветер разносил эхо, подобное звукам арфы. Деревья были так передвинуты, чтобы скрип ветвей вливался в общую мелодию, туда были привлечены птицы, чтобы добавить высокие ноты, даже русло реки было изваяно заново, чтобы плеск волн дополнял звучавшую мелодию... Рафаэль трудился целую вечность, чтобы создать десять минут музыки, любовно созданной из естественного созвучия природы. Ты знаешь, что произошло?"
"Что?"
"Адам поймал и съел одну из птиц, тогда как Ева стала лазить по деревьям, разыскивая плоды. И это была вся их реакция".
"Хм-м. Это интересный рассказ. Но если люди были столь невежественны, почему он беспокоился о них?"
"Разве не очевидно? Он сделал это, потому что он любил их. Он сделал все именно так, потому что не мог показаться им и сыграть для них. Помни, они не должны были знать, что их защищают. Они не должны были знать, что за ними наблюдают. Они не должны были знать, что благословение, полученное ими, было предусмотренным даром, а не... произвольными событиями. Мы перемещались, невидимые для них, и они бродили по миру, понимая лишь малую толику того, что видели. Итак, они не были несчастны. Но мы видели, что они были неполноценными".
"И тогда вы решили "завершить" нас?"
"А что бы сделал ты? Ты любил своего сына - независимо от того, как сильно на него сердился, - он никогда не сомневался в твоей любви к нему. Что бы ты сделал, если бы мать не захотела отдавать его в школу, говоря: "О, он счастлив, как дитя, зачем же ему позволять развиваться?""
"Это едва ли одно и то же".
"Это то же самое! Почему же Добрейший Творец допустил такое? Мы задали ему этот вопрос, поверь мне. Один из Серафимов пошел спросить Его. Его ответ мало что говорил. "Если бы вы знали то, что знаю Я, и видели бы то, что Я вижу, вы бы поняли". Некоторые особо смелые ангелы стали спорить с Ним. Мы никогда больше не видели и не слышали их снова, а, поверь мне, в те дни мы знали, как кто из нас выглядит. Возможно, Бог уничтожил их за высокомерие".
"Ты не можешь считать Бога настолько злым," - сказал Мэттью, посмотрев ему прямо в глаза. - "А если и считаешь, я не поверю в это".
"О, спустя тысячи лет ты нашел лучшее объяснение?"
Мэттью пожал плечами.
"Быть может, Его мотивы были настоль сложны, что только Он мог бы понять это. Возможно, всякий, кто хотел понять, должен был для этого стать равен Ему".
Гавиэль пожал плечами.
"Апофеоз? Уничтожение? Подобно мертвым душам, они оба одинаково выглядят для внешнего наблюдателя".
"Что и было нашей дилеммой, преподобный. Мы могли видеть удивительный мир во всем его великолепии. Мы знали, что люди были верхушкой этого мира - высшей ступенью, главным драгоценным камнем в короне, и именно потому удивлялись. Вы были истинными детьми Отца, даже в большей степени, чем мы, чтобы быть как Он и делать как Он делал. Вы были солнцем, вокруг которого крутился весь мир. Но пока вы были недостаточны - недостаточны с умыслом, кажется, и обречены оставаться с этим недостатком навсегда".
Мэттью некоторое время просидел молча. Он глотнул кофе, чтобы хоть как-то привести в порядок мысли.
"Что было недостатком людей? То есть, мы ведь пока что не согрешили, не правда ли?"
"Грех был невозможен для людей этого времени, ведь вы не называете аморальными действия стрекозы или медведя коалы. Вы были впереди всех животных, но вы были все лишь животными.
Все мы знали от Господа, что вы обретете величие - что весь мир был создан для вас, но пока что вы не могли осознать свой потенциал. Вы не могли познать истину, как бы мы ни пытались помочь вам", - он нахмурился и продолжил. - "Мы пытались снова и снова, но вы просто не понимали. Но из-за запрета мы не могли просто выйти и дать вам знание.
Что мы могли сделать? Мы видели, что вы страдаете от незнания - даже в столь простом состоянии вы воспринимали разочарование своего Создателя, который каждый день ждал прогресса, что все не приходил. Каждый день ваши страдания отражались в нас, становясь все острее и тяжелее, в ожидании дня, когда осознание, наконец, придет в вашу голову".

10

Большой спор

"На самом деле зачинщиком восстания был мудрый ангел, которого мы звали Аримал. Ангел Судьбы, он и его Дом заинтересовались тем эффектом, которое произвело появление людей в космосе. Без людей Рай был прекрасным местом, но в конце концов ему грозил застой. Люди привносили элемент хаоса и неопределенности в мир, который в противном случае был бы так же предсказуем, как разрушение атомов. Ангелы времени наблюдали за этим с величайшим интересом, пытаясь понять более глубокие, богатые образы, которые люди вплетали в гобелен мира.
Именно Аримал - не столь светлый - первым заметил узлы грядущих разрушений и беспорядка. Это было в далеком будущем, но каждый день делал эти нити прочнее и темнее. Неоспоримо, люди играли свою роль в создании этих узлов на ткацком станке времени.
Обеспокоенный и испуганный, Аримал сказал другим, что он видел, но они сказали ему, чтобы он успокоился и не пугался. Когда он показал им это, они просто сказали, что увиденное было аномалией, необходимым потенциалом зла, чтобы уравновесить его с добром. Они сказали, что Создатель никогда не позволит Своим созданиям погибнуть на этих предательских отмелях. Они забыли о Его предупреждении и отправились заниматься своими делами.
Аримал же не мог так легко забыть все. Не понятый своим собственным Домом, он стал искать помощи у друзей и помощников. Они пришли в его лунное убежище спокойные, но его обеспокоенный вид вызвал у них подозрения. Зайдя в затемненную комнату, он рассказал им о виденном и, кроме того, показал им доказательство своего видения.
"Мои друзья,"- прошептал он. - "Что мы можем сделать?"
Первым, кто ответил, был Белиал, повелитель Безграничных Глубин. Его плащ лучился синими переливами воды, его голос звучал подобно треску проснувшегося ледника, сливаясь с плавным шелестом волн, целующих берег. Из всех нас никто не имел столь тонкого вкуса, никто не находил такой радости в создании искусства... и, следовательно, никто не страдал столь сильно от недостатков людей.
"Я потрясен и удивлен, что мудрый совет ангелов Времени проигнорировал это. Наш друг показал мне, что придет время, когда голос красоты замолчит, и радость загадок извратится в уродливые обман и ложь. Разве это любовь, если мы будем в стороне, когда это произойдет? Мы не можем делать вид, что мы ничего не знаем, когда эти дни неумолимо приближаются. Мы должны действовать".
"Но как мы будем действовать?"
Это произнес Узиэль, Престол Расколотого, могучий ангел Второго Мира. Подобно многим ангелам его Дома, казалось, что его не было, хоть он и был. Там, где свет касался его тела, он пропадал, словно срезанный острой бритвой, и там, где падала его тень, виден был Мир Мертвых.
"Нам дали четкие указания: появляться перед ними запрещено. Женщина и мужчина должны следовать своим путем," - он повернулся к Арималу. - "Тебе может казаться, что ты видишь все, и что ты видишь истинную суть вещей мира, но твое зрение гаснет, соприкасаясь с моей частью мира. Я думаю, что там кончатся все ваши беды."
"В самом деле?"
Ответил не Аримал, а Лэйлах, Защитник, Ангел Небосвода. Этот легкий дух оставался бесформенным во время спора, и сквозь нее, словно через линзу, видно было свод лунных хором, казавшийся прекраснее, и стены были более совершенными. Ровная, чистая красота Белиала вдвое увеличивалась, если смотреть сквозь Лэйлах. Она думала, что опасность была преувеличена.
"Быть может, Второй Мир и есть ключ? Если таким образом взглянуть на мир, возможно, бедствие не будет столь опасно? Быть может, вступление людей в ваши владения - их истинная судьба. Быть может, именно этот отсутствующий элемент - и есть камень преткновения, мешающий им осознать свой истинный потенциал."
"Ты говоришь о том, чего не знаешь", - отвечал Узиэль. - "Я люблю людей не меньше, чем вы, но я не осмеливаюсь на такой риск. Можем ли мы позволить людям испытать силу смерти? Быть может, вероятность смерти лишит людей навсегда дарованных им способностей. Быть может, гибель людей станет потрясением для обоих миров или даже разобьет их на две разные части!"
Именно то, что сказал Узиэль, предрекал Аримал, но в то же время казалось, что он испуган, но не мудр. Мы подумали, что нет более острого страдания, чем разрушение любви, которое мы почувствовали.
Мы были неправы.
"Если посмотреть вокруг: на мир, что мы построили и на людей, созданных нами с любовью, то я вижу только два элемента, портящих совершенство", - сказал Белиал. - "Один из них - причина нашей старой печали: то, что люди не могут использовать весь свой потенциал. Хотя это и лежит в пределах их возможностей, проходят день за днем, а они все не понимают. Это страдание живет в каждом из нас, от слабого ангела до могущественного серафима. Теперь Аримал принес весть о бедах и ужасах, что ждут весь мир. Быть может, эти две горести не связаны? Или же есть возможность, что несчастье, грозящее миру, связано со страданием и неудачами Адама и Евы?"
"Ты же не хочешь обвинить в этом мужчину и женщину?" - Лэйлах была потрясена, ее потрясение вырвалось холодным ветром, и красота, которую она дарила, мгновенно померкла.
"Обвинить? Нет", - ответил Белиал. - "Но разве другие элементы космоса имеют недостатки? Звезды перемещаются, как было задумано. Приливы и отливы в океанах устойчивы и своевременны. Поколения растений и животных делают то, что требуется. Только люди не такие, какими они должны быть".
"В самом деле," - сказал Аримал. - "Что еще могло поставить в тупик совершенный план? Ни одна птица и ни один зверь, ни одна звезда в небе - ничто не важно настолько, чтобы принести запустение в мир. Белиал прав: Адам и Ева не виноваты, но здесь есть часть их вины."
Узиэль пожал плечами.
"Если грядущие несчастья - последствие их плачевного состояния, что мы можем сделать? Нам ведь запретили показываться им на глаза".
"Плачевное состояние людей касается нас всех тем, что каждый из нас любит людей", - ответил Белиал. - "Их слабость становится нашей слабостью. Они всего лишь тень того, чем могли бы стать, но пока что нам запрещено помогать им. Они слабы своим незнанием, потому что не подозревают о своем истинном могуществе. Перед нами стоит не стена, но веление нашего Создателя. Пока Адам и Ева остаются пленниками, никто из Элохимов не может быть воистину свободен, никто не может показать им свою любовь или выполнить свои обязательства полностью. Пока люди остаются неполноценными, вселенная остается неполной. Я создаю красоту, но все мое творение пусто, поскольку нет глаз, которые бы созерцали ее, или понимающего слушателя, чтобы внимать ей. Может ли наш Создатель желать, чтобы мы расстраивались из-за того, что мы имеем? Несомненно, это не так, иначе мы должны были бы приписывать жестокость Тому, чья доброта помогла создать нас всех и этот чудесный мир."
"Мы все с нетерпением ждем дня, когда люди поймут свой истинный потенциал", - сказал Узиэль. - "Но можем ли мы ускорить это событие? Что за вопрос. Это должно стать нашей миссией".
Аримал не согласился, но Узиэль настойчиво доказывал, что помехи, созданные задержкой развития людей, могут иметь непредвиденные последствия, и с этим недовольный Аримал был вынужден согласиться.
Но Ангел Судьбы поспешил добавить: "Благодаря людям четкие границы будущего смазаны и перемещены. Если мы будем действовать как всегда - как привыкли и столь же свободно, как желаем, как может получиться что-то плохое? Может ли источник зла возникнуть из доброты? Может ли любовь породить злобу? Несомненно, нет, иначе бы вся вселенная была бы нелепа и бессмысленна, и эта идея столь богохульна, что мне стыдно говорить о ней".
"Возможно, мое предназначение даст мне больше преимуществ," - сказал Узиэль. - "Если люди обречены пробудиться, несомненно, никакие наши действия не могут воспрепятствовать им - если мы не создадим помеху. Мы не видим, а Бог видит, и эти наши взгляды, основанные на доброте, могут принести жестокий плод спустя некоторое время. Мы не можем видеть каждую грань этого Творения, но Он видит, и никто не может спрятаться от Него. Зачем же мы будем вмешиваться?"
"Ты говоришь правду, когда считаешь, что мы не можем воспринять Творение в полной мере", - ответил ему Белиал. - "Но, простите, как же нам выполнять наши первые и величайшие обязанности? Ваш Дом - те, кто смотрит вперед и отвечает на вопросы, но другие Дома должны создавать и преумножать этот мир. Ты говоришь, что мы должны принять грядущие события как волю Творца, поскольку они случаются с Его ведома. Но если следовать этой аргументации, мы не должны были создавать созвездия или же формировать горы, или же наполнять глубокие моря. Мы должны были сказать: "Если мир пуст, пустота должна быть его судьбой", и "Если мир темен, то ему судьбой уготовано жить в темноте". Аримал предупреждает нас о грядущей опасности. Как мы можем не знать, что действовать против запрета - это значит действовать во имя защиты и помощи людям, из-за которых страдает каждая частичка нас - разве это не наша судьба? Возможно, ты скажешь, что мы навредим им, помогая раньше времени. Но разве нет вероятности, что, отказываясь от помощи, мы навредим им гораздо сильнее? Если первое неизвестно, то второе, несомненно, является истиной".
"Любовь, которую ты демонстрируешь, внушает мне большое доверие", - сказала Лэйлах Белиалу. - "Но пока Адам и Ева - верхний камень Творения, они - всего лишь его элемент. Они не существуют независимо от мира и они неуязвимы. Если мы подтолкнем их к пробуждению и потерпим неудачу - даже если наши намерения будут самыми лучшими, а цели самыми благородными - чем это закончится? Узиэль говорит, что это грозит трещиной между мирами Жизни и Смерти. Что если это потрясет и другие элементы вселенной? Мы могущественны, и, пытаясь бороться против мира, мы можем повредить мир. Пытаясь пробудить человеческие души, мы можем навсегда их испортить".
"И что же, ты предлагаешь ничего не делать?" - спросил Белиал. - "Ты думаешь что мы - мы, создавшие Творение, мы, заботящиеся о нем и мы, защищающие его - настолько неуклюжи, невежественны и безрассудны, что разрушим созданное нами?"
"Я говорю, что наш выбор состоит в том, действовать ли или бездействовать. Любое из решений, большое или малое, может стать причиной того будущего, которого мы боимся. Нашего собственного могущества мы не знаем и никогда не узнаем. На самом деле мы используем лишь отражение в воде, не в состоянии переступить ее и поплыть без риска."
"Если бы не риск, есть и третий путь. Мы можем подняться к вершинам Небосвода в поисках помощи, ибо мир в опасном положении, так что Бог заберет нас из этого опасного места. Мы не можем узнать, но мы можем поверить тому, кто вернется от Него, Неизменного Творца, Единственного За Пределами Мира. Если Он скажет мне, что стоит появиться перед нашими возлюбленными подопечными, я сделаю это с безграничной радостью в своем сердце. Но если же Он скажет, что мы должны таиться, никакие силы этого мира не заставят меня нарушить запрет".
"Нужно ли бы нам было собирать совещание, если бы мы могли узнать Его волю!" - вскричал Аримал. - "Ожидая Его одобрительного слова, я должен дождаться, пока звезды не погаснут. Но у нас нет одобрения!"
"У нас есть возможность увидеть мир Его глазами", - сказал Узиэль, но в его голосе прозвучало сомнение.
"Я сам", - произнес Белиал. - "Я бы использовал этот шанс - но как же Ханиэль, как же Инджиос, Господство Летнего Бриза и Ангел Невидимого Света? Они пошли, они увидели, и их больше нет! Ни одного из них, даже самый слабый ангел, не вернулся от могущественного трона, дабы принести слово, надежду, знание! Ханиэль была твоим помощником, Узиэль. Где она теперь? Когда мы произносим ее имя, мы не слышим ответа. Если спросить, что она видела, услышим ли мы ответ?"
"Быть может, ей запрещено рассказывать об увиденном", - сказал Узиэль в ответ, но его слова были окутаны печалью, ибо его любовь к Ханиэль была велика и все знали, что ее исчезновение принесло ему боль.
"Ты знаешь больше других о ее великой преданности", - сказал Аримал. На его лице отразилось сострадание, и сострадание это было порывом звездного ветра и десятком падающих звезд. - "Если бы ей было запрещено говорить, она бы не говорила о том, что знает. Но не только в темном будущем она исчезла. Ее свет пропал с неба. Ее песня застыла в земле. Я искал ее среди времен, и ее там нет. Белиал искал ее в морских глубинах, и Михаил обошел все звездные просторы в ее поисках. Пока что ни низший ангел, ни могучий херувим не нашли ее. Узиэль, ты искал ее в своих владениях?"
"Она не мертва", - это все, что мог сказать Узиэль.
"Не мертвая, не живая, но просто изгнанная, отдаленная от нашего общества... Эта судьба предназначена тем, кто желает познать истину. Это не по мне. Я не боюсь, что меня уничтожат, но я боюсь гнева Господа, который может не поверить в Эпоху Ярости, которую я видел. Нет, нельзя увидеть все, как видит Бог, нет никаких ответов на наши вопросы, равно как и шаг из космоса без возможности вернуться".
"Тогда в чем же состоит наш выбор?" - произнесла Лэйлах. - "Мы можем остаться здесь, выбирая, как лучше действовать, но остаемся в невежестве? Или же можем пойти туда, узнать истину и быть бессильны что-либо изменить?" - Гавиэль остановил свою речь и посмотрел на Мэттью. - "Ты изучал квантовую физику?"
"Что?"
"Квантовую физику? Принцип неопределенности Хэйзенберга?"
Видя замешательство на лице преподобного, он пожал плечами.
"Ной не считал, что ты должен что-то знать о последовательности квантовой механики, и в самом деле, зачем это тебе? - но если бы ты поинтересовался, я бы смог рассказать тебе более подробно некоторые нюансы спора Лэйлах с Арималом".
"Ах, хорошо бы было, если бы этот спор был бы более понятен для этого мало знающего человека-проповедника", - с каждым словом он ухудшал свое произношение, пока последнее слово не прозвучало как пародия на малообразованного негра с плантаций из фильмов, снятых лет десять назад.
"Не стоит, Мэттью. Ты знаешь, что здесь ты не единственный негр", - слова Гавиэля звучали тихо и ясно. - "Квантовая механика является областью науки, изучающей субатомные частицы и их поведение. Одной из существенных проблем дисциплины является то, что знание одних фактов о частицах предотвращает другое знание. Есть возможность вычислить скорость электрона, но нельзя вычислить процесс, благодаря которому электрон меняет свою позицию. Или же ты можешь узнать, где он находится - именно этот специфический момент, но узнав этот факт, ты меняешь скорость".
"И что же Лэйлах и Аримал сказали потом? Мне жаль, но эта сцена кажется мне лживой".
"Ах, тебе просто хочется назвать меня снова лгуном, без всяких доказательств. Почему же ты не говоришь "Бог - настоящий лгун", когда слышишь это? Тогда бы хотя бы часть твоей фразы была истиной".
"Ты действительно хочешь сказать, что ангелы действительно увидели какую-то катастрофу, грозящую потрясти мир, собрались и затеяли спор? То, что вы сидели внутри лунного дворца и красноречиво обсуждали аргументы "за" и "против" следовать ли против Бога?"
"Мы были созданиями порядочными и иерархичными, не говоря уже о достоинстве. И как же, ты думаешь, мы должны были решать этот вопрос? Устроить грязную драку? Мэттью, я предлагаю тебе ту версию, которую ты сможешь понять, хорошо? Лэйлах и Аримал не говорили о физике, они продолжили спор через физику. На одном уровне они обсуждали мотивы Создателя и Его волю в сияющем дворце на луне. На другом уровне они были волнами и частицами, взаимодействующими на пустой поверхности безжизненной скалы. На третьем уровне все участники были элементами музыки, импровизирующими друг против друга, чтобы передать чистое чувство".
"Другие слои".
"Да. Мы - законы природы, Мэттью. Или же были ими", - Гавиэль вздохнул. - "У нас были обязанности, кажется, но мы были лишь волнами и атомами. Мы танцевали не на кончике иглы, а на орбитах электронов".

11

Утренняя Звезда

Так или иначе, Лэйлах и Аримал яростно спорили о том, что стоит делать и стоит ли действовать вообще, приводили множество доводов каждый в свою пользу, но так и не пришли ни к какому решению. В конце концов Белиал не выдержал и подал голос:
"Мы не знаем, - это может быть тем, что мы не должны знать, - и мы даже не знаем, можем мы узнать это или нет. Хочет ли кто-то из вас пойти по пути Ханиэль и Инджиоса?" - услышав в ответ тишину, он продолжил. - "Отвергая путь невозможного знания, мы теперь должны рассмотреть два других пути, как уже сказала любезная Лэйлах, чья мудрость велика. Действовать или бездействовать - в этом состоит наш выбор, и я всем сердцем ощущаю отвращение к бездействию."
"Ты хочешь, чтобы все руководствовались твоими чувствами в этом деле?" - спросил Узиэль. - "Я предпочитаю, чтобы все осталось так, как есть".
"Оставить мужчину и женщину в незнании?" - спросил Аримал.
"Лучше, чем мертвыми!"
Дискуссия стала намного жарче, пока все не замолчали, увидев подошедшего. Он прибыл без приглашения, и когда он вошел, все упали на колени перед ним, не скрывая почтения и страха. Он вошел в великолепии и могуществе, в сиянии света. Он был верховным в самом высоком Доме, Серафим Утра. Он был Люцифером, и каждая молекула в его присутствии пела, когда он говорил.
"Встаньте", - сказал он. - "Мы все - слуги Одного".
Элохимы непрерывно дрожали, ожидая гнева своего Создателя. Но не это произнес Люцифер.
Он просто посмотрел на Аримала.
"Ты видел грядущую тьму", - сказал он. Ангел Судьбы кивнул.
"И ты сказал это тем, кто стоит над тобой?".
Аримал мог только кивнуть.
"Что они сделали?"
"Они... они сказали мне, чтобы я не боялся. Что не следует ничего предпринимать".
Люцифер кивнул.
"Они были неправы", - сказал он.
"Утренняя Звезда", - сказала Лэйлах. - "Ты принес нам слово? Известие от Всевышнего?"
Люцифер покачал головой.
"Он недостижим. Даже голоса хора ангелов не могут достичь Всевышнего Господа в Его жилище. Мы можем переместить планеты с орбит, превратить горы в каньоны и океаны в песок... но мы не сможем изменить ни одной буквы в нем - Изначальный План таится в сердце Создателя".
"Как это может быть?" - ошеломленный, Белиал мог лишь пристально посмотреть, на лице отразились печаль и неверие. - "Его сердце столь холодно по отношению к нам, его детям?"
"Мы не Его дети, мой друг, мы просто слуги. Его истинные дети - Адам и Ева, наши беспомощные подопечные, чье незнание оказывается сильнее нашей мудрости. Наша задача - рассказать им о Нем и о их будущем, - да, даже о грядущих страхе и ужасах, что видел благородный Аримал. Молчание Его глубже вакуума в космосе".
"И почему же мы должны сделать такое?" - спросил Узиэль.
"Мы можем подчиниться нашим указаниям", - сказал Люцифер. - Мы можем любить людей во всю силу. Мы можем освободить их, дать им истинные знания - так, чтобы люди научились думать и создавать."
"Но наши указания!" - сказала Лэйлах. - "Нам было сказано, что мы не должны вмешиваться. Те слова, что ты говоришь, - не от Бога, и я боюсь их".
"Тем же указанием было любить их. Не просто наблюдать за ними, не просто наблюдать, а любить их. Я вижу яркое противоречие между этими двумя указаниями. Не в состоянии следовать обоим, я решил выбрать более важное".
"Выбор?" - сказал Белиал. - "Значит, ты не знаешь?"
"Я не могу предвидеть дальше, чем Аримал", - произнес Люцифер. - "Но, как и вам, вкус бездействия кажется мне горьким".
"Что если взаимодействие, наше взаимодействие, - и есть путь к тому, чего мы боимся?" - сказал Узиэль. - "Вы не можете возразить тому, что мы слепо движемся во тьму".
"Я ничего не отвергаю", - ответил Люцифер. - "И я также знаю, как и ты, что любой из путей, на который мы встанем, может быть неверным. Если мы придем к мужчине и женщине со своими дарами, Господь может жестоко наказать нас. Мы можем быть осуждены, вызвать презрение за неподчинение, потерять свет Его любви... Даже быть уничтоженными полностью. Но если мы будем и дальше прятаться, то нам предстоит наблюдать, как любимые нами дети и любимый нами мир погрузятся в пучину ужаса и злобы".
"Но у нас нет знания!" - вскричала Лэйлах. - "Ничто не ясно. Я люблю Адама и Еву так же, как и Творца. Если он повелит уничтожить меня, я с радостью приму кару. Моя любовь не ограничена самосохранением".
"Я не боюсь рисковать собой", - сказал Белиал. - "Меня удерживает риск, который может грозить людям - их жизням, их душам, самому миру!"
"Опасность моего пути тоже реальна и столь же велика, как твой страх. Просто ответь мне, что лучше: встретить кризис силой или слабостью, более понятным незнанием, чем знанием? Да, то, что мы увидели, может быть катастрофой, которую вызвали люди. Да, их возвышение может стать действием, которое выбьет из колеи Творение. Но если не пробудившиеся люди будут источником этого кризиса, не могут ли пробудившиеся люди быть лекарством от него? Или же вы хотите, чтобы они встретились с катастрофой такими, какие они сейчас?"
"Это худшее из последствий наших действий: человечество встретит кризис в полной своей силе. Подумайте, перевесит ли это наше бездействие? Ведь тогда человечество столкнется с катастрофой без единого шанса на спасение".
Люцифер склонил голову, и, кажется, на мгновение весь свет в мире замер, ожидая ответа.
"Даже если этот выбор неверный, я последую ему"
"Я - за тебя!" - с сияющим взором Белиал встал подле Люцифера. - "Позвольте себе следовать зову своих сердец, сделайте это и осмельтесь в полной мере проявить любовь! Даже если мы потерпим неудачу, мы не можем сделать ничего больше и будем достойны наших имен".
Узиэль покачал головой.
"Нет", - ответил он. - "Прости меня, Утренняя Звезда, но я почитаю твоего Создателя больше, чем тебя. Я не поверю, что мудрость создания Господа превыше мудрости Его слова. Всевышний велел мне таиться, и я последую этому велению".
"Я не присоединюсь к восстанию", - сказала Лэйлах. - "Создатель не захочет обречь Свое творение на уничтожение. Вы неправы, когда говорите, что у людей нет защиты. Говоря такое, вы показываете неуважение к их Всевышнему Отцу. Вы можете верить в свое могущество, свою любовь и свою мудрость. Я поверю Господу".
Аримал говорил последним из споривших.
"Я не знаю, что я видел, знаю лишь, что это было ужасно. Я не знаю, как это произойдет, знаю лишь, что в этом замешаны люди. Я не могу решить, что делать, поскольку на любом из путей я должен нарушить тот или иной запрет. Но я верю в Адама и Еву. Я верю в созданную нами вселенную. Я верю, что познавшие люди скорее поймут, как можно преодолеть эту катастрофу. Я иду с Утренней Звездой. Я говорю, что нам надо действовать".
Таким образом, были посеяны семена раздора. Элохимы разлетелись в разных направлениях, и начался раскол. Узиэль и Лэйлах отправились на Небеса, удалившись от Люцифера его действий. Утренняя Звезда и последовавшие за ним отправились на землю, намереваясь исполнить задуманное прежде, чем их остановят.
Но никто не знал, что это был первый шаг к Эпохе Ярости. Прежде, чем начался этот ад, было еще немного радостей, и мы удивлялись тем, кто ушел.

12

Падение

"Представьте себе сцену. Сумерки в Эдеме, первая женщина и первый мужчина идут по зеленому ковру из трав, вдыхая ароматы тысячи цветов. Солнце скрывает свой покрасневший лик за границей земли, оплетая небо лентами заката, темно-красными, ярко-красными и королевским пурпуром... но оно не может предотвратить своего захода и постепенно скрывается. Тени становятся все длиннее, пока не охватывают все вокруг. Зеленые листья кажутся черными, и, если посмотреть в небо, видишь серебряный свет звезд.
Твои предки идут мимо всего этого не видя, не чувствуя, не воспринимая всего этого. Каждый из них - памятник красоты, но они не видят этого друг в друге, не могут понять. Они принюхиваются, спотыкаются, и находят верхушку какого-то овоща. Они вытягивают свой ужин из земли, и, стоит им только это сделать, как они слышат голос, мягкий голос, слегка испуганный и низкий, который говорит с ними.
"Ева", - произносит он. - "Адам. Я сотворила это для вас".
В изумлении обернувшись, они видят фигуру перед собой, в серых одеяниях, строгую и святую. Сумерки оттеняют это видение, она - Мадисель, Архангел Невидимого Прошлого, одна из Дома Второго Мира. Из всех хранителей душ она была самой первой избравшей путь Люцифера, и было решено, что она, как одна из низких ангелов, должна первой показать свое лицо. Мы хотели показываться им постепенно, чтобы позволить им привыкнуть к нам.
В тишине они пристально смотрят на ее бледную кожу, темные глаза, пепельные крылья.
"Это", - произносит она, указывая на их пищу. - "Это умерло ради вас. Это растение умерло и вошло в вашу жизнь, и это сотворила я. Примите это с моим благословением... потому что я люблю вас".
Нахмурившись, все еще озадаченные, они едят, и пока они заняты едой, появляется еще одна фигура. Если Мадисель была тонкой как тростник и как пар, этот кажется могущественным, как шторм - живой и плотный, как могучий дуб. Люди пристально смотрят на него, в благоговении рассматривая золотую гриву волос, его плотные мускулы, жизнь льется из его глаз. Его мощное тело переливается, каждый нерв и сухожилие желают присоединиться к словам. Наконец звучит его голос:
"Я... Я Грифиэль", - произносит фигура. - "Властитель Тех, Кто Охотится Днем. Многие из них смотрели на вас с жадностью, но они знали, что ваша плоть создана не для них. Они бежали дальше, пасясь и охотясь, но вы избежали их когтей. Мое слово отгоняло их, потому что я люблю вас".
Ослепленные этими двумя существами, женщина и мужчина некоторое время были оглушены, пока новая фигура не возникла из речного потока. Все сияние лунного света, отражающегося в воде, сияло в ее глазах и волосах, и она подошла к ним, дрожа от благоговения и любви. Звук водных струй исходил из ее волос, и темные крылья издавали тихую музыку, похожую на мелодию ее голоса.
"Я - Сенивель", - сказала она. - "Я говорю от Дома Глубин, я - Сила Малых Потоков. Всякий раз, когда вы нагибались, чтобы испить воды, мы, невидимые, целовали вас, потому что мы любим вас".
Следующий посланец пришел в сиянии падающих звезд.
Он распростер свои крылья цвета ночи и его голос был перемещением планет на орбитах.
"Я Гэр-Асок, Сила Полярной Звезды. Я говорю с вами от имени Дома Судьбы и я предлагаю вам наше знание прошедшего и будущего, потому что мы любим вас".
Грохот потряс землю, и она разверзлась у их ног, подобно расцветающему цветку, выпускающему золотую пыльцу. В центре возвышалась сияющая великолепием фигура. Золотые и серебряные перья ее щелкали и звенели, когда она склонилась перед людьми.
"Я - Тогуиэль, Господство Рубинов, и я приношу вам дары от Дома Земли". Жест, и жилы алмазов и нефритов выросли вокруг них, сад драгоценных камней, растущих на золотых стеблях.
"Я и земля приносим этот дар как малую толику нашей великой любви. Мы просим вас принять его".
Потрясенные и изумленные, люди сели на землю, но откровение еще не было окончено. Легкий бриз, дующий в саду, усилился, сгущаясь призрачную фигуру, сквозь которую все вокруг казалось прекраснее. Теплым и нежным был голос Назриэля, Престола Бесконечного Благодеяния, самый высокий эмиссар Второго Дома, который отправился в путь с Люцифером. Он назвал себя, и с ее словами и люди, и ангелы успокоились, чувствуя себя в безопасности, навеваемой его сладким дыханием.
"Невидимый и неизвестный, я оберегал вас", - сказал он. - "Падения, ранения и болезни не касались вас, потому что мы заботились о вас. Узнайте об этом сейчас и придите в наши объятия, чтобы мы могли любить вас".
Когда люди успокоились, вняв словам защитника, пришло время величайшего из нашего числа.
В сиянии огня, соперничая с рассветом, сошел Люцифер. Его сияние повергло всех на колени. Весь свет космоса, казалось, имел свое начало в нем, и его величие лилось волнами света на его возлюбленных людей.
Он единственный из Элохимов не проявлял трепета. Не было ни отзвуков страха, ни тени благоговения в голосе, когда говорил Утренняя Звезда.
"Я - Люцифер, Серафим Первого Дома, Повелитель Всех Ангелов и Глас Всевышнего Бога", - провозгласил он. - "Но я пришел к вам не для того, чтобы нести слова Бога, но как смиренный проситель. Мы ангелы, вы видите нас - каждого из Семи Домов, пришли к вам в последний раз, чтобы выразить свою любовь. Ангелы наблюдали за вами с самого начала. Ангелы, которых больше звезд, следили за каждым вашим движением или жестом". - Сияние его крыльев окружало женщину и мужчину, помогая им стоять среди почтительных духов. - "Мы пришли к вам не как творцы космоса и посланцы нашего Создателя, но сами по себе. Мы пришли по собственному желанию, чтобы преподнести вам последний дар - величайший дар, который мы можем дать, единственный дар, который в полной мере выразит нашу любовь к вам. Вы можете принять его, и стать подобны нам и подобны Богу, и всегда знать, что и как создавалось. Или же вы можете отказаться от него, и остаться теми, что есть - мы более не обеспокоим вас своим обликом. Мы никогда не покинем вас - наша любовь не позволит нам сделать это, но если вам не нужен этот дар, скажите сейчас, и мы спрячемся снова и будем защищать и любить вас на отдалении".
Женщина и мужчина повернулись друг к другу и стали говорить.
"Что это за существа?" - спросил мужчина. - "Они приходят в сиянии, но склоняются перед нами. Говорят, что пришли от Бога, но действуют по своей воле. Как может это быть одним и тем же? Что мы можем ответить на их предложение?"
"Они любят нас", - произнесла женщина. - "Так что они не желают нам зла. Если они принесли нам в дар безопасность, воду и пищу, и эти дары были хорошими, то насколько лучше будет последний дар?"
"Ты права", - сказал мужчина. - "Мы должны принять то, что они предлагают, все, что бы это ни было. Увидев их великолепие, я хочу и дальше видеть их, и если они покинут нас навсегда, мое сердце разобьется".
Повернувшись к Люциферу, они сделали свой выбор. И с великой радостью Люцифер открыл им глаза.

13

Преступление во имя любви

Гавиэль остановился и опустил взгляд, посмотрев на свои руки.
"Падение", - сказал Мэттью.
"Было этим?" - тихо произнес Гавиэль.
"Люди понимали, что за этим последует?"
"Не более чем мы сами".
"Я думаю, что это парадокс", - сказал Мэттью, машинально выпив еще кофе. - "Вы не можете понять добро и зло, если вы не знаете добра и зла. Выслушав ангелов, человечество должно было выбрать незнание".
Гавиэль покачал головой.
"Мы не давали им знание добра и зла. В этот момент там не было никакого зла".
"Как ты можешь утверждать это? Вы преднамеренно восстали против Бога, вашего создателя. Если это не зло, то что является злом?"
"Мы преднамеренно выступили против, но с наилучшими намерениями. Пожалуйста, признай это, Мэттью. Мы не хотели принести вреда. Мы просто хотели помочь".
"Добрыми намерениями вымощена дорога в ад", - сказал Мэттью, склонив голову.
"Что является одним из самых спорных вопросов в истории человечества", - ответил Гавиэль. - "У нас воистину не было зла на сердце. Мы хотели, чтобы то бедствие, которое мы видели, никогда не наступило. Да, мы были глупы. Мы были слепы и невежественны, наивны и высокомерны, столь уверены в своих силах, в принятом решении, что мы презрели запрет Бога. Но мы не хотели причинить вреда. Это слабое оправдание, и это не освобождает нас от ответственности... но даже теперь, после ужасной войны и долгих мучений, которые последовали за этим нарушением запрета, я считаю, что тогда наши намерения были чисты".
"Если нарушить запрет Бога - не зло, тогда что же такое зло?"
Гавиэль скрестил пальцы.
"Это вопрос, не правда ли? Можно ли предотвратить другое зло? К примеру, солдаты, убивавшие нацистов во время освобождения концентрационных лагерей, были такими же злыми, как те мясники, которых они убили. Или же это было необходимое условие - когда мы решаем использовать других в качестве средств, вместо того, чтобы дорожить каждой личностью как прекрасной драгоценностью - разве мы не становимся злом? Но в эту эпоху голосования и средств массовой информации как можно разглядеть каждую личность, не говоря уже о том, чтобы дорожить ей?" - Он покачал головой. - "Я думаю, зло родилось тогда, когда вы впервые обманули себя, чтобы навредить другим".
"Как можно обмануть самих себя?"
"Я подумал, что прелюбодей поймет это", - сказал Гавиэль с холодной улыбкой. - "Ты клянешься себе, что никогда больше этого не сделаешь, даже когда ты идешь туда. Ты говоришь себе, что просто постоишь у нее в дверях, что было бы грубо отказаться от приглашения. Ты говоришь себе, что это временно, что это было временной оплошностью, что это никогда не случится снова... но это случается".
Они еще немного промолчали. Потом Мэттью сказал:
"И что же было тем даром, который вы преподнесли нам в саду? Это был дар ваших добрых намерений и чистой любви?"
Гавиэль вздохнул.
"Наш дар вам был сознанием. Мы позволили вам думать по-новому, чтобы вы смогли сравнивать, понимать и описывать вещи абстрактно. Метафора и сравнение. Это было нашим даром".
"Что? Ты говоришь мне, что Падение произошло, чтобы принести людям... грамматические основы начальной школы? Это безумие!"
"Это? Что отличает людей от животных, если не эта особенность? Это не язык - у китов тоже есть язык. Это не умение действовать в обществе - даже маленькие муравьи способны к согласованным действиям. Это не сохранение знаний и культуры - слоны учат своих слонят вещам, превосходящим обычные инстинкты. Бобры и выдры пользуются подручным материалом. Что могут делать люди, чего не могут повторить животные? Что есть уникального в людях?"
"Смех".
"На самом деле смех зависит от сознания. Почему мы смеемся? Потому что мы воспринимаем несоответствующую или не подходящую нашим представлениям информацию. Княгиня с уткой на голове выглядит странно - потому что эта композиция абсурдна. Каламбур забавляет нас, потому что два слова звучат одинаково, но означают совершенно разные вещи. Ничто из этого невозможно без осознания".
"Добро и зло зависит от сознания?"
"Несомненно. Лающая собака - плохая собака, не злая. Чтобы совершить зло, вы должны знать о добром варианте и игнорировать его. И умышленно свернуть с хорошей тропы - только человек, движимый невидимыми мотивами, может это сделать", - Гавиэль наклонился. - "Преступление против совести является сознательным преступлением. Нашим даром была возможность смотреть на отдельные реальные вещи и видеть их как часть группы. К примеру, вместо мысли о какой-то конкретной овце или стаде овец, ты можешь подумать об овце вообще, - и затем, отталкиваясь от абстрактной фигуры, переходишь на общую категорию стада и животных. Или же - если ты хочешь посмотреть на это с более зловещей стороны, - вместо видения отдельного чернокожего лавочника, доброго и имеющего семью, скинхеды видят его как представителя "низшей расы", который заслуживает пыток и смерти".
"Но это ложное представление. Ты не можешь сравнивать это с представлением образа овцы" .
"Я не могу? Разве может быть ложь без метафор и абстракции?"
Мэттью открыл было рот, затем закрыл и нахмурился.
"Я могу лгать... Но не слишком хорошо".
Гавиэль склонил голову и приподнял бровь.
"Пожалуйста, объясни. Мне стало интересно".
"Хорошо, если я... Если у меня нет метафор, я могу утверждать что-то, что я знаю, не может быть правдой. К примеру, "небо зеленое" или "за холмом собрались войска"".
"Несомненно. Но я не смогу развить эту мысль, или... или удовольствуюсь реальностью. Если я лгу о спрятавшихся войсках, и лгу сознательно, я могу обдумать причины того, что ложь должна быть похожа на правду, верно? Потому что я могу провести параллели между тем, что существует и тем, чего нет". - Сказал Гавиэль, его темные глаза блестели. - "Ложь украшается метафорами, чтобы выглядеть более похожей на правду. Так что сознание делает ложь возможной. Но оно рождает и воображение - потому что я могу придумать что-то - что-то, чего никогда не существовало".
"Пейзаж, созданный у тебя в уме, может быть отличен от карты, на которую ты смотришь. Творчество подобно очень сложной лжи, животные не могут его понять".
Гавиэль одарил Мэттью отеческой улыбкой и сказал:
"Твой сын и в самом деле недооценивал тебя".
Лицо Мэттью потемнело.
"Я что-то сказал не так?" - спросил его гость.
"Просто расскажи, что было дальше".

14

Эпоха Ярости

"Итак. Пробудившись, Адам и Ева не теряли времени, постигая новые возможности, открытые перед ними. Одежда была меньшим из их изобретений. Люцифер сам объяснил им природу огня и укротил его, тогда как Назриэль и другие духи воздуха открыли им способности языка, превращающего слова в мелодию. Ремесленники открыли им секреты использования рычагов, колес и втулки, в то время как духи океанов учили их лепить скульптуры и рисовать. Ангелы Дикого Дома помогли приручить собаку и лошадь, которые отдавали людям всю свою преданность. Чтобы не быть в стороне, Ангелы Судьбы научили их сочинять, чтобы они могли описать прошлое и оставлять свои записи грядущему.
Это была ночь, длившаяся тысячу лет, за которую двое стали четырьмя, стали многими, стали народом художников и философов, архитекторов чудес. С помощью Ангелов человечество выскользнуло из оков невежества и достигло истинного своего расцвета. Это было время, которого больше не было никогда - идеальный мир и идеальное человечество.
Но как бы не была велика ночь ликования, должен был наступить день расплаты. Мы творили наши чудеса под прикрытием темноты, но солнце, жестокий свет безжалостного ока Бога, - не могло остановиться.
Когда солнце осветило то, что создал человек, оно поднялось с авангардом ангелов. Первым из них был Михаил - прежде Херувим Неотразимого Луча.
Теперь, когда он увидел изменившийся рай, он назвал себя новым именем.
"Я - Михаил, Серафим Огненного Меча и Голос Бога. Я принес весть от Создателя Всевышнего, весть о Его гневе и страшном возмездии".
Люди, ослепленные, пали на колени, но ни один из мятежных Элохимов даже не дрогнул. Вместо этого мы встали, защищая наших смертных учеников, беря те инструменты, которые могли послужить оружием. Мы встретили с непокорностью Посланца Создателя.
"Вы согрешили против вашего Создателя", - сказал Михаил. - "И Его ярость велика. Но еще больше - Его безграничное милосердие. Подчинитесь его последнему указанию, откажись от самолюбования, и вас пока что не сразит Его наказующая десница".
Люцифер встал напротив Михаила, и, когда их глаза встретились, свет бился меж двух мастеров.
"Что нас ждет?" - спросил Утренняя Звезда.
Михаил ответил с насмешкой.
"Тебя, мятежник, и всех, кто пошел за тобой, ждет возвращение на самую верхнюю сферу Неба, где наказующие ангелы смогут отправить вас, грешников, вниз, в ничто, лишая вас формы, заглушая ваши имена и обрекая вас на полное забвение, которого вы заслуживаете". - Повернувшись к людям, он сказал. - "Откажитесь от пагубных даров этих мятежников, откажитесь от своего знания, и вы можете снова вернуться под покровительство вашего Создателя. Ваши грешные творения будут уничтожены, и ваши разумы будут очищены от их порочного знания. Все будет точно так же, как было до того - вы даже не узнаете, что что-то произошло".
Люцифер громко рассмеялся в лицо своему бывшему слуге, херувиму, занявшему в одночасье его место.
"Какое любезное предложение ты делаешь! Мы смиренно возвращаемся, склонив головы, и как нас наградят за наше послушание... мы перестанем существовать? Скажи мне, какое худшее наказание может приключиться с нами, если мы откажемся выполнять и это указание? Если нам предлагается забвение, я думаю, что нам остается только остаться".
"Вас так сильно охватили мятежные мысли? Вы думаете, что неподчинение, что восстание против Бога не является еще большим наказанием, чем просто уничтожение?"
"Мы не хотим слышать угрозы. Мы не хотим быть уничтоженными. Мы не выполним требования, не отправимся смиренно туда, где нас уничтожат только за то, что мы проявили свою любовь".
"Мне больно думать, что я был твоим слугой", - сказал Михаил. - "Ты преисполнен гордыни и кощунства на самой вершине своего высокомерного неподчинения. Твой крах послужит предупреждением для других ".

15

Столкновение ангелов

Гавиэль снова прервал рассказ, нахмурился.
"Я помню, что первая борьба включала множество других методов", - сказал он. - "Не все они... совпадали с человеческим масштабом. Или даже с опытом человечества".
"Был ли на самом деле огненный меч?"
"О да, и Михаил первым пошел в атаку. Но широкие крылья Люцифера были быстрее, и все могучие удары Михаила проносились мимо благодаря этой небесной скорости. В то же время, в другом аспекте, они обсуждали условия и параметры грядущих сражений".
"Обсуждали условия?"
"Существам практически безграничных возможностей необходимо было сдерживать свою полную силу. В противном случае столкновение двух могущественных Ангелов Света могло бы смести человечество с лица земли. Но больше всего... идея вечной войны была чуждой нам. Вспомни, как мы спорили, обсуждая перспективу нарушения запрета Всевышнего", - сказал Гавиэль, и Мэттью нахмурился, заметив на его лице странное выражение. Оно было почти... тоскливым? Это было лицом кого-то, помнящего свои идеалы. Кого-то, кто желает остаться по-прежнему наивным. Преподобный заподозрил хитрость, но он придержал свой язык.
"Мы, конечно же, яростно спорили, но... это была бескровная ярость. Мы были шестеренками механизма, творения, созданные для жизни в несгибаемой иерархии, могуществе и творении, - но в то же время создания порядка и повиновения. Когда мы последовали за первым из нас, мы столкнулись со свободой - но, как и люди, участвовавшие в нашем походе, мы не понимали полного значения нашего выбора.
Таким образом, первая война была самой... структурной, постоянной, чистой и болезненно точной. Обе стороны имели одинаковую тактику, ту же стратегическую цель... мы играли по одним и тем же правилам. Побежденные, благородно сдавшиеся более сильным были заключены в тюрьму, в то время как их союзники могли на следующем этапе освободить их".
"Я думал, что наказанием для мятежников должна стать смерть".
"Нет, не смерть, Мэттью. Тайна смерти принадлежит только людям. Наша судьба была совершенно иной. Ты больше других людей должен понимать, что "там" большая разница между нами обоими".
"Те ангелы... которые были уничтожены... они не умирали? Они просто переставали существовать, как выключенный свет?"
"В конечном счете, именно так. Мы можем только быть или не быть, и только здесь. Мы не можем существовать где-то еще вне зависимости, какую судьбу Бог предназначил для душ смертных".
"Тогда почему же Михаил просто не уничтожил тех демонов, которых он пленил? Я думаю, именно это велел Бог, верно?"
"Быстрое, безболезненное уничтожение было наказанием для тех, кто сдался. Небо готовило что-то особенное для нас, продолжающих сопротивляться. Кроме того, если бы не Пали, мы были бы похожи на тех, кого пленили. Лояльность была связана с нашим могуществом изначально, и ни одна сторона не хотела быть ответственной за уничтожение Элохимов". Он снова слегка покачал головой. - "Мы были столь робкими. Мы не видели другого пути. Но мы узнали. Мы научились использовать то, что заставляло прежде нас дрожать от страха".

16

Первый удар

"Тут же мятежная Мадисель бросила в воздух свою косу, передавая ее безоружному Люциферу.
Могущество ее было несущественно против горящего меча Михаила - коса слабого ангела самого низкого Дома?
Существующее на двух слоях, самое большее - на трех, тогда как оружие Михаила было саблей и песней, каталитической реакцией. Оно было реально на тысяче уровней, средство и ведущий принцип, фундаментальный элемент математики - самое сложное оружие.
Но для Михаила было в новинку его могущество, и хоть сейчас он был величайшим из Элохимов, Утренняя Звезда оставался как всегда первым из нас. Где Михаил допускал грубые ошибки в использовании своей великой силы, Люцифер искусно уклонялся. Оружие Мадисель смялось, пройдя сквозь пылающую саблю, но это позволило мятежнику приблизиться достаточно, чтобы угроза стала реальной... и этого было достаточно. Быть может, Михаил знал, что не сможет нанести удар Люциферу - нанести удар тому, кому он прежде подчинялся, поразить того, кто прежде был столь близок к Богу. Помни, что мы руководствовались привычками и иерархией, и эти старые привычки глубоко укоренились в нас.
Победа была за Люцифером. Не то, чтобы Михаил получил какие-либо повреждения: мы еще не перешли на тот уровень реальности, когда бы смогли ранить друг друга. Нет, просто стало ясно, что Люцифер мог, если бы он захотел, причинить вред Михаилу раньше, чем Михаил причинит вред ему. Как только это стало ясно, воины благородно разошлись. Когда они узнали, чем все закончится, зачем было претворять это в действительность?
Глава мятежников издал победный крик, который был подхвачен эхом человеческих голосов.
"Это наш ответ", - сказал Люцифер. - "Мы пренебрегаем тем, что ты говоришь. Если вы хотите уничтожить нас, знайте, что это будет и вашим уничтожением тоже".
"Не говори за всех", - сказал Михаил, поверженный, но не отступивший. - "Позволь всем тем, кто желает подчиниться, подойти ко мне!"
Поймите, треть ангелов Небесного Владыки последовала за Люцифером. Нас было тридцать миллионов, триста тысяч и тридцать. Из всех нас только двое - Амиэль и Анк-Рухи - потеряли смелость и вернулись, чтобы быть наказанными.
"Да будет так", - сказал Михаил. - "Мы слышали ответ меньших мятежников. Теперь мы хотим услышать ответ высших".
Адам и Ева вышли вперед, стояли и смотрели на большую страну, которую построили они и их дети.
"Люцифер научил нас, Белиал помогал нам, Сенивэль научил нас строительству. Они принесли много хороших вещей, и мы их знаем. Тебя мы не знаем, Михаил Огненный Меч, и ты предлагаешь нам вернуться к незнанию и потере всего, к одиночеству. Мы будем на стороне наших друзей".
В этот момент я стоял в третьем ряду среди мятежников Первого Дома. Я мог видеть Люцифера, и я видел сияние слезы, которая упала, когда они произнесли эти слова. Я знал, что их слова - их лояльность ему - было большим триумфом, чем его победа над Михаилом в этот день.
Не все люди последовали за Адамом, всеобщим отцом и Евой, всеобщей матерью, конечно же. Один из их сыновей подошел и сказал:
"Я следовал за теми, кто создал меня, но не должен ли я следовать за Тем, кто создал их? Эти вещи, которые мы сотворили, великолепны, и я хочу пользоваться ими. Но больше этого я хочу быть добродетельным. Я подчинюсь, Михаил. Я отправлюсь за Богом".
Я бы мог осудить его за малодушие, но в то же мгновение я мог бы восхититься его смелостью, потому что в тот момент люди не знали, кто из двух соперничающих Творцов был сильнее. Что самое важное, он слепо поверил что тот, кто явился, говорил от имени Бога".

17

Авель

Гавиэль остановился, и его рот слегка искривился.
"Очень похоже на кое-кого, кого я знаю".
"Да, я тоже думаю так", - ответил Мэттью. - "Что с ним случилось потом? С теми, кто ушел с ним?"
"Он ушел вместе со своими детьми и племенем, будучи первым номером из четверти человечества"
"Бог... Сделал их такими же, как прежде?"
"Несомненно. Или, если говорить точнее, его представители сделали так, как хотел Святой Владыка. Но их незнание не могло длиться долго, только до первой войны. Сознание - заразная вещь, и если два человеческих племени сражаются, то побеждает умный и быстрый. Те, кто не умел сделать скачок в сознании, чтобы суметь вычленить абстракции, слишком легко поддавались хитростям, были слишком предсказуемы. Они были жертвой. Но сначала люди не сражались в войнах".

18

Божественное Возмездие

"Когда верные Богу люди уходили, Михаил и его легионы охраняли их - бесполезно, я могу сказать. Они сделали свой выбор, и заставлять их делать что-то против воли... ни один ангел не захотел бы этого.
После того, как Михаил вернулся, он снова заговорил голосом Всевышнего Владыки.
"Упрямствующие в ереси, знайте, что вы будете осуждены собственными ртами и наказаны своими собственными руками. Каждый из вас познает свое мучение, и могущественные Престолы, и слабые Ангелы - без различий.
От самого высокого Дома до самого низкого, у каждого будет своя горечь, которая заставит вас пожалеть.
Мятежники Дома Второго Мира! Ваше наказание сливается с вашей новой ответственностью, сейчас ваша область неконтролируемо растет. Я называю вас Халаку, Убийцы, и ваша работа не должна никогда прекращаться. Ваша судьба плакать, слушая вопли душ, когда войны будут пожинать ненужную смерть. Вы будете скашивать траву перед урожаем и животных до того, как они принесут детенышей. Но наихудшим наказанием будет ваша новая обязанность - пожинать тех, кого вы любите", - губы Михаила искривились. - "Знайте это. Своим восстанием вы открыли дорогу в свой мир людям".
Вопль Халаку был подобен крику стаи ворон, но он не смог заглушить голос Михаила.
"Мятежники Дикого Дома! Вы злоупотребили своими силами для собственных нужд, вместо того, чтобы довериться природному течению. Итак, вашим наказанием будет то, что ваши слуги будут неконтролируемо размножаться, выходя за границы вашего управления и не прислушиваясь к вашим указаниям. Я называю вас Рабишу, Пожиратели, и вы останетесь жить, чтобы увидеть, как зубы ваших слуг срывают мясо с человеческих костей. Своим восстанием вы лишили людей их первого места среди созданий природы. В будущем звери будут видеть их как зверей, подобных им самим, и будут питаться ими или убегать".
Услышав эти слова, могучий Грифиэль и его последователи зарычали от ярости и напали бы на него, если бы несколько более сильных Ремесленников не удержали их.
"Чудовище!" - проревел он. - "Как можешь ты наказывать людей за ошибки ангелов!"
"Они, как и вы, сделали свой выбор. Они, как и вы, будут страдать за это. Они, как и вы, будут видеть потери и страдания во всем, что они любили".
Сверкая злобой, Михаил продолжил произносить проклятие.
"Мятежники Дома Глубин! Вы попытались расширить разум людей, чтобы он мог воспринять множество вероятностей. Знайте, что вы расширили его больше, чем вы желали, и их знание будет прятаться за подаренным вами воображением. Это не даст им воспринимать внешний мир в отрыве от внутреннего, пока каждый не станет крошечным островком, окруженным собственными мыслями. Это будет длиться до тех пор, пока лист истины не скроется в лесе лжи. Я называю вас Ламмасу, Искусители и обрекаю вас наблюдать, как истина, которую вы попытались открыть, потускнеет и скроется".
Стоны Искусителей смешались с траурным плачем Убийц и ревом Пожирателей, но они лишь оттеняли изобличающие слова Михаила.
"Мятежники Дома Судьбы! Вы научили их смотреть в будущее: знайте теперь, что они забудут о прошлом, да, и о настоящем тоже. Вы попытались показать им, что они могут сделать. Взамен они увидят, что им недостижимо. Я называю вас Неберу, Изверги, и посмотрите на свое преступление: вы отняли у людей удовлетворенность, отняли бесконечные перспективы, дав им желание, стремления, зависть и жадность.
Мятежники Дома Земли! Вы попытались дать людям власть над материей. Знайте, что ваше желание навсегда испорчено. Знаниям и умениям людей суждено увеличиваться, но когда-нибудь они превысят его понимание. Непрерывный поиск власти над материей и овладение ей принесет большее опустошение, чем могла это сделать неконтролируемая природа. Я называю вас Аннунаки, Малефакторы, и инструменты, которые вы даете людям, обречены обернуться в их руках против них самих.
Мятежники Дома Воздуха! Я называю вас Ашару, Каратели, и вас ждет иное проклятие: всем людям суждено умереть. Всем без исключения. Даже к тем, кого не коснется болезнь или оружие, в конце концов, придут Убийцы. Человечество теперь захвачено временем, и как они вырастают, так и разрушаются, становясь слабыми умом и телом, даже самый крепкий станет слабым, и даже самый мускулистый в конце будет хилым. Вы можете по-прежнему охранять их, если хотите, - я уверен, что вы будете это делать, - но все ваши усилия будут, в конце концов, тщетны".
Наконец новый глас Бога на Земле повернулся к последнему из Домов, величайшему Дому Рассвета. Каждый из нас стоял твердо на своем месте, неподвижно, готовый к любому наказанию... кроме того, которое нам было уготовано.
"Мятежники Дома Рассвета", - сказал он. - "Я называю вас Намару, Дьяволы".
Затем он ушел".

19

Отверженные

"Ожидание - и это все?" - возразил Мэттью. - "Что было вашим наказанием? Он назвал ваше имя?"
"Нет, не это... Чтобы понять его наказание, вы должны услышать то, что он не сказал".
"Что он не...? Он не сказал ничего!"
"Верно. Наше наказание было в том, что мы не были наказаны".
"Прости меня, но я не могу понять".
"Посмотри, мы могли бы храбро вынести любое проклятие, любое наказание, любое зло. Но мы были не готовы к тому, что нами пренебрегут. Ты видишь? Нашим наказанием было то, что мы лишились Его внимания. Он даже не захотел наказать нас, просто назвал наше имя", - Гавиэль поерзал на месте. - "Но настоящее проклятие было впереди".

20

Возмущение Бога

"После того, как Михаил ушел, все прочие - ангелы и люди - одинаково удивились тому, что последовало потом. Мы не могли долго ждать.
Ангелы Судьбы - или Изверги - предвидели, что Михаил и его ангелы собираются вокруг лояльных людей и прикрывают их, и разведчики Дьяволов подтвердили, что это было именно защитным маневром. Первоначально мы решили, что ошиблись, потому что не собирались атаковать никого из людей.
Но это должно было защитить не от нас.
Они защищали их от рушащегося мира.
Следующий удар был не нападением ангелов, не объявлением вызова. То, что пришло, было самой яростью Бога. Бог создал семь домов Элохимов, чтобы благополучно фильтровать свою божественность, чтобы она не могла захватить этот хрупкий космос. Теперь... Бесконечности коснулась конечность. Я бы мог говорить о Боге, пронзившем этот мир, поразившем солнце, взорвавшем сферу звезд... но воистину это не потребовало больших усилий. Прикосновение всемогущей руки Бога было достаточным, чтобы разорвать сферы на части, сместить движение планет - теперь они движутся по эллипсу, не по окружности. Прикосновения Бесконечного к Конечному было достаточно, чтобы повергнуть в хаос законы природы, достаточным, чтобы пошатнуть орбиты электронов, достаточным, чтобы наклонить ось мира, достаточным, чтобы слить одно с другим. Энтропия пришла в мир вместе с наказующим прикосновением Бога - рана не фатальная, но та, из-за которой вселенная все еще медленно кровоточит.
Я смотрю сейчас на мир, и вижу синяки, изношенную шелуху того, что когда-то было Раем. Люди живут, подчиняясь тем проклятиям, тогда как реальность медленно перетекает в Забвение.
Война не сразила нас, но мы узнали потом, что мы обречены".

21

Огонь Небес

"Так значит, ты хочешь обвинить Бога во всех несчастьях мира?"
Гавиэль казался опустошенным. Его ответ был тяжелым, словно свинец.
"Ты просто говоришь, что мы направили Его руку".
"Я сожалею, но мне сложно представить, что всемогущий, любящий всех Бог захочет уничтожить свое творение".
"Если не Он, то кто же тогда?"
Мэттью ничего не сказал, но приподнял бровь.
Гавиэль яростно потряс головой.
"Мы? Ты думаешь, это сделали мы? Час тому назад ты не мог поверить в то, что мы создали вселенную, но теперь ты готов наделить нас могуществом, которое позволит принести разрушения, подобные этим?"
"Разве не легче разрушать, чем создавать?"
"НИСКОЛЬКО!"
Вдруг фигура, сидевшая в его офисе, перестала быть его сыном. Она не была похожа и на то прекрасное видение, которое он видел прежде, но у него были те же крылья и такое же прекрасное лицо. Но когда Гавиэль казался невинным и прекрасным, это лицо было искривлено мучением, было искривлено яростью, преисполнено стыда и печали.
"МЫ БЫЛИ СОЗДАНЫ, ЧТОБЫ ТВОРИТЬ, ЧТОБЫ УЛУЧШАТЬ, ЧТОБЫ ПРЕУМНОЖАТЬ ВАШ МИР! МЫ БЫЛИ СОЗДАНИЯМИ ЧИСТОТЫ, ИСТИНЫ И ЛЮБВИ! КОГДА МЫ НАУЧИЛИСЬ НЕНАВИДЕТЬ, НАС НАУЧИЛ ЧЕЛОВЕК!
КОГДА МЫ НАУЧИЛИСЬ УБИВАТЬ, ЧЕЛОВЕК БЫЛ НАШИМ УЧИТЕЛЕМ! КОГДА МЫ ПОЗНАЛИ ЛОЖЬ И ЖЕСТОКОСТЬ, И УНИЧТОЖЕНИЕ, МЫ ТОЛЬКО УЛУЧШИЛИ ВАШИ НОВОВВЕДЕНИЯ!
ПЕРВАЯ ВОЙНА БЫЛА ВОЙНОЙ АНГЕЛОВ С САБЛЯМИ ВЕЖЛИВОСТИ И СТРЕЛАМИ ЧЕСТИ. НО ОДИН МЯТЕЖНЫЙ ЧЕЛОВЕК УВИДЕЛ, КАК РОДСТВЕННОЕ ЕМУ ПЛЕМЯ ПРИНИМАЛО ЛЮБОВЬ БОГА, ТОГДА КАК ОН И ЕГО РОДНЫЕ ПОГРУЖАЛИСЬ ВО ТЬМУ. И ЭТОТ ИЗГНАННИК ЖАЖДАЛ ЛЮБВИ И МИЛОСЕРДИЯ БОГА. ОН УВИДЕЛ, КАК БРАТ ЕГО ПРИНОСИТ ЖЕРТВЫ, И ОН РЕШИЛ СДЕЛАТЬ ТО ЖЕ САМОЕ, И ОН СКАЗАЛ СЕБЕ, ЧТО ОН ЛЮБИТ СВОЕГО БРАТА, ЧТО ОН ДЕЙСТВУЕТ ИЗ ПОЧТЕНИЯ, ЧТО ЭТО БУДЕТ ХОРОШИМ И ПРАВИЛЬНЫМ ДЕЛОМ, И ЧТО ЕСЛИ БОГ ТРЕБОВАЛ БЫ, ЧТОБЫ ОН ПРИНЕС ДАР ЛУЧШИЙ, ЧЕМ У ЕГО БРАТА, У НЕГО НЕ БЫЛО ВЫБОРА, А ЭТО ВСЕГО ЛИШЬ ЖЕСТОКАЯ ПРОСЬБА БОГА.
НО ИМЕННО ЧЕЛОВЕК СТАЛ ПЕРВЫМ УБИЙЦЕЙ, ПЕРВЫМ ЛГУНОМ, СНАЧАЛА ВОЗНЕНАВИДЕВ СВОЕГО БРАТА СТОЛЬ ЖЕ СИЛЬНО, СКОЛЬ ОН ЛЮБИЛ ЕГО И ОН ВОЗНЕНАВИДЕЛ БОГА, КОТОРЫЙ ЛЮБИЛ ЕГО, И ОН БЫЛ СЧАСТЛИВ ПЕРЕНЕСТИ СВОЮ ЖЕСТОКОСТЬ, СДЕЛАВ ЕЕ ЖЕСТОКОСТЬЮ БОГА.
ИМЕННО ЭТО БЫЛО ПАДЕНИЕМ СМЕРТНЫХ, ЭТО БЫЛО ПЕРВЫМ ГРЕХОМ.
И НИ ОДИН АНГЕЛ НЕ ДЕЛАЛ ЭТОГО, НИ ОДИН ИЗ ДЕМОНОВ. МЫ НЕ УБИВАЛИ СВОЕГО РОДИЧА. МЫ НЕ ПРЕВРАЩАЛИ В БОГА СВОИ ИЗНАЧАЛЬНЫЕ ЖЕЛАНИЯ. МЫ НЕ ПРЕВРАЩАЛИ ЛОЖЬ В ПРАВДУ".
Мэттью присел перед ужасающим величием фигуры, глаза закрывались от страха, выступали слезы.
"Иисус", - захныкал он. - "О Иисус, о Господь, Господь Бог, о Иисус, пожалуйста, пожалуйста..." - постепенно он успокоился. Он заметил, что свет перед ним меркнет, что подобный грому голос становится тише. Борясь с собой, чтобы сдержать слезы, чтобы восстановить контроль, чтобы восстановить спокойствие, дрожа... он открыл глаза.
Фигура за столом снова была его сыном.
Глаза Ноя уставились в пол. Плечи Ноя опустились. Его лицо выражало сожаление и печаль.
"Мне жаль, Мэттью", - сказал он.
Пастор глубоко вдохнул. Несколько раз он попытался говорить, но не смог. Он хотел выпить кофе, но его руки так тряслись, что кружка плясала у его губ, стукаясь о зубы.
"Я... Я знаю, чего вы хотите от нас", - прошептал он наконец.
Гавиэль ничего не сказал.
"Это... Та искра, которую Бог вложил в нас. Именно это, не правда ли? Единственная вещь, которая есть у нас, и которой у вас нет".
Гавиэль кивнул и сказал тихим голосом Ноя.
"У вас есть вера".
_________________________________________________________________________________

22

_________________________________________________________________________________

Было новолуние, и абсолютная тьма властвовала выше галогенового свечения уличных фонарей. Малакх двигался точно тень, его мускулы сжимались и разжимались, словно пружины, когда он прыгал с крыши на крышу, пробираясь по Городу Ангелов. Порыв ветра донес до него зловоние улиц, а холодный утренний воздух дул прямо ему в лицо. Это напомнило ему иные времена, и он едва справился с собой, чтобы не издать крик, что донесется до самых звезд, запутавшихся в туманной дымке высоко над ним. Сверток, возвышающийся над его плечом, казалось, ничего не весил.
Почти час ему пришлось возиться, чтобы попасть в ту груду дерева и кучи камней, которую он неохотно называл домом. Малакх удивился, заметив, что дверь на крыше жилого здания была недавно закрыта. Пришлось выломать дверь. Тело, лежавшее у него на руках, застонало, услышав громкий треск ломающегося дерева, и он шепнул слова утешения, потом потянул открытую металлическую дверь на себя и тихо пошел вниз по темной лестнице.
Он ожидал увидеть не менее дюжины крыс, когда открывал дверь в свою квартиру. Они все кружили вокруг его ног, когда он вошел в комнату, но он отогнал их взмахом руки и понес странный сверток в спальню.
Он осторожно опустил ее на грязный матрас и развернул чистую больничную простыню. Он выглядела молодой, не больше пятнадцати лет или около того, с короткими темными волосами и большими зелеными глазами. Глаза расширились, когда она огляделась вокруг, она скрутилась в комочек. Девушка плакала, и Малакх испугался, что она начнет кричать.
"Тс-с-с... не теперь", - произнес он, погладив ее по щеке. Когда он коснулся ее плоти, он расслабил тело, изгоняя волны эндорфинов из ее крови. Он посмотрел на нее, и, удовлетворенно улыбнувшись, направился к нише, которая служила кухней. Чуть позднее он вернулся с двумя дымящимися чашками.
"Возьми", - он протянул одну чашку девушке. - "Не бойся. Это чай с мятой и медом. Я не знаю, понравится ли это тебе, но это вкусно". - Он убрал волосы с ее лица. - "Я знаю, случившееся сегодня вечером было потрясением для тебя. Я знаю, что ты в замешательстве и, вероятно, очень испугана, но тебе не стоит бояться. Ты здесь в безопасности. Можно считать, что ты и я - одна семья". - Пожиратель наклонился к ней. - "Я знаю, что ты мало что помнишь из своей прошлой жизни. Это тело было в коме многие месяцы, после чего доктора сообщили, что мозг безнадежно поврежден", - он встал, взял в руки зеркало и подал ей. - "Это лицо Элизабет Мэсон. Она впала в кому из-за передозировки наркотиков шесть месяцев назад. Но ты - Хадриэль, Огненная Рука, носительница Сабли Судьбы и герой Железного Легиона. Ты - одна из падших, моя сестра по оружию", - он надеялся увидеть искру узнавания в ее глазах, но этого не произошло. Малакх опустил зеркало и сражался с приливом отчаяния. - "Хадриэль, ты должна вспомнить. Мне нужна ты, и мне нужно знать, что ты помнишь", - он потер свое лицо рукой, покрытой шрамами. - "Эта смертная оболочка не может удержать всего. Как бы я ни пытался, я могу вспомнить только отрывки, и недостающие части пропадают прежде, чем успею припомнить хоть что-то. Мне нужно знать, чем все закончилось, Хадриэль. Ты была там, с ним, до самого конца. Мне нужно знать, что ты видела. Мне нужно, чтобы ты вспомнила и сказала мне, стоит ли нам оставить всякую надежду теперь, когда мы свободны снова".
Он замолчал, ожидая ответа. Они сидели до тех пор, пока не рассвело, но в глазах ее была пустота. Малакх торжественно кивнул.
"Хорошо", - сказал он. - "Я расскажу тебе все, что помню, и мы увидим, что получится. Это столь же хорошее место, как и любое другое, чтобы начать".


Вы здесь » Мир Тьмы: через тернии - к звёздам! » Демоны » Глава первая: в начале