“Как я могу помочь?” осведомился Энтонин глубоким и чистым баритоном.
“Не знаю”, ответила она, встретившись с ним взглядом. “Годы странствий в Умбре и общения с духами, и ныне у меня нет о ее нынешнем состоянии ни малейшего понимания. Чернокрылый Погибель - корень всему, но природа его сущности – и само его присутствие – ускользают от меня. Что-то, появившееся недавно, быть может? Или напротив, очень древнее?”
Энтонин молчал.
“Мы будем ухаживать за ней, Зрящий-Звезды. Она одна из нас. Но я хочу верить, что в своих медитациях ты обретешь решение”.
“Как и я, Надя. Спасибо тебе за помощь”.
“Я сообщу новости Элани Астарте”, она направилась было по тропинке, шедшей к скоплению домов дальше за хижиной, но остановилась, вглядываясь куда-то вдаль по направлению тропы. “Энтонин... король Серебряных Клыков идет. Объясняться с ним я предоставлю тебе”.
Проследив за ее взглядом, Энтонин увидел торопливо шагающего к нему Альбрехта, за которым пытался угнаться Эван Исцеляющий-Прошлое. Поскольку их путь вел от центра каэрна, прибыли они лунным мостом, и значит наверняка уже переговорили со старшими септа. Надя ушла, посторонившись по дороге, пропуская короля.
“Где она?” потребовал Альбрехт, как только заметил Энтонина.
“Здесь, в хижине”, ответил тот. “Все, что можно было сделать – сделано”.
Альбрехт чуть сбавил ход, и сердитый взгляд сменился тревогой. “Звучит недобро”.
“Входите”, сказал Энтонин. “Вам следует взглянуть самим”.
Он пригласил их внутрь маленькой хижины, ее единственную, затемненную комнату. Ставни были опущены, и внутри царили запахи странных возжиганий. На кровати лежала Мари Кабра, сестра по стае Альбрехта и Эвана, единственная выжившая из второй стаи, избранной для противостояния новой угрозе, порожденной Вирмом в Европе. Дышала она едва заметно, и с первого взгляда могла показаться мертвой.
Эван моментально оказался у кровати, склонился над ней, приложил ладонь ко лбу лежащей. “Жива”, выдохнул он облегченно. Альбрехт молчал, и в устремленном на нее взгляде читалась вина.
“Но в глубоком трансе”, разъяснил Энтонин. “Надя Зенобия, величайший теург Черных Фурий в этом септе, не смогла найти лекарство. Когда Мари только доставили сюда, она билась с незримым врагом. Видевшие ее в каэрне Энвил-Клейвен сообщали о Погибели с черными крыльями, вцепившемся в ее дух. К тому времени, как она оказалась здесь, существо пропало. Или она с тех пор лишилась сил, чтобы сражаться, или обрела некое облегчение. Надя боится, что тварь может скрываться глубоко внутри ее духа, и я не могу даже обнаружить ее Химар – личный мир ее грез. Все дороги туда исчезли”.
“Я полагал, всему виной какая-то буря в Умбре, созданная Вирмом”, заметил Альбрехт, подходя к распростертой без сознания женщине. “По крайней мере, так мне сказали”.
“Действительно, странная буря имела место, но ее истинная природа никому не известна. Никто ничего такого прежде не видел. Третья стая столкнулась с ней в местной Пенумбре, так что она не прикована к Европе, но немногие видели ее своими глазами, с тех пор как они отправились в Сербию. Зато все путешествовавшие в Умбре за последнее время могли ее ощутить”.
“Наверняка ведь кто-то – духи или предки - должен был встречаться с подобным, пусть и в далеком прошлом?”
“Если и так, вызвать одного из видевших нам не удается. Многие пытались, здесь и в Европе. Никто из спрошенных не помнит такого шторма”.
Альбрехт склонился над Мари. “Ну же, Мари! Заканчивай с этим! Тебе приходилось бывать в переделках похуже! Не изображай из себя слабака!”
Эван мрачно покосился на Альбрехта, но Серебряный Клык продолжал буравить взглядом безответную Фурию. “Молчишь, да? Кошка язык откусила? Или просто боишься?”
“Хватит, Альбрехт”, не выдержал Эван. “Я знаю, что ты пытаешься сделать, но это не поможет. Не сейчас”.
Альбрехт нахмурился. “Знаю. Но должен был попытаться. Если кто-то и мог достаточно взбесить ее, так это я”.
Эван взял Мари за руку. “Эй, ты где-то здесь?.. Если ты слышишь меня, Мари, пожалуйста, проснись. Ты нам нужна сейчас. Ты должна рассказать, что произошло, множество жизней зависят от этого. И мы скучаем без тебя. Я не привык, чтобы ты уходила так надолго”.
Ответа не было. Ни во взгляде, ни даже в ритме дыхания. Мари пребывала где-то далеко отсюда, если, и в самом деле, ее душа еще была жива.
“Не думаю, что вы здесь можете что-то сделать для нее”, прервал молчание Энтонин. “Нам следует оставить ее отдыхать. Возможно, она сражается на каком-то уровне, невидимом для нас, тогда ей нужны все ее силы и сосредоточение”.
Альбрехт положил руку на плечо Эвана. Молодой Гару кивнул, и встал. Вместе они покинули хижину и вышли на берег озера. Худощавый мужчина стоял неподалеку, облокотившись на дерево, и смотрел на них. Завидев его, Альбрехт приблизился.
“Из слов Элани, я узнал тебя”, сказал он. “Мефи Обгоняющий-Смерть, так?”
Мефи, казалось, огорошен вниманием короля Серебряных Клыков. Он выпрямился, встретив взгляд Клыка. “Ага, он самый”.
“Знаешь, я хочу поблагодарить тебя. Ты вернул ее домой, это много для меня значит. Если тебе что-то потребуется, в любое время, дай знать”.
На какое-то мгновение Мефи лишился слов, но, придя в себя, сумел ответить: “Спасибо, о король. Весьма щедрое предложение”. Он улыбнулся. “А ведь ‘Сага о Серебряной Короне’ – моя самая любимая”.
Альбрехт тоже, не удержавшись, ухмыльнулся. Эван, подошедший следом за королем, заметил: “Хотел бы я, чтобы она это услышала”. Он явно имел в виду Мари.
“И я тоже”, кивнул Мефи. “Она настоящий герой”. Он умолк, не совсем уверенный, как продолжить. “Э... еще кое-что вам надо знать. Кричащих Следопытов больше нет. Иван Ненавистный-Вирму, последний из них, погиб с честью вместе с первой стаей. Это ведь они узнали, что за мерзость там творится”.
Альбрехт поник, словно став ниже ростом. “Следопыты... достойный род. У меня перед ними был долг, и немалый – но они так и не потребовали ничего взамен. Как это случилось? Я имею в виду, как погибли остальные?”
“Долгая история, и заслуживает больше чем пару слов. Если хотите, я могу рассказать ее как-нибудь при вашем дворе”.
“Да, пожалуй ты прав. Когда все это закончится, и Мари сможет послушать вместе с нами”.
“Ну, в таком случае, не буду вам мешать”, Мефи поднял свой походный посох, заканчивавшийся резной головой кобры. “Пора бежать”, он повернулся, и зашагал вдоль озера, прочь от центра каэрна.
Энтонин, явно дожидаясь Альбрехта, сидел у самой воды. Эван тяжело упал рядом, словно только что прошагал десятки миль без отдыха, но Альбрехт остался на ногах, расхаживая из стороны в сторону.
“Тебя беспокоят и другие проблемы”, сказал Энтонин. “Поделись своими тревогами”.
Альбрехт глядел зло, его ярость вот-вот готова была прорваться наружу, но пока король сдерживался. “Это все из-за Аркадия. Ублюдок опять за свое. Клянусь, он живет только чтобы пакостить мне. С самого начала нельзя было позволять Мари отправляться на тот мут вместо меня. Аркадий сидит в моей печенке! Он моя проблема, и следовало давно с ним разобраться, но я все откладывал. И вот что поэтому случилось с ней...”
“Ты не должен себя винить”, заметил Энтонин. “Она знала об опасности, и у нее были свои причины. В тот момент Аркадий был не причем”.
“Знаю, знаю... но будь там я, возможно, всего что случилось, не произошло бы! Аркадий – Серебряный Клык, и значит, в мои обязанности входит указать ему его место – или убить, как то и следовало!”
“Тебе хорошо известно, что пощадить его велел сам Сокол”.
“По крайней мере, мы так решили. Не сказал бы, что он так прямо и высказался”.
“О, так и было. Не сомневайся в прошлом. Тотемные духи знают нам неведомое. Сокол почувствовал, что Аркадий еще не выполнил своего предназначения – хотя подозреваю, никто до конца не знает, в чем оно может заключаться”.
“Тем не менее, именно потому, что я не разобрался с его последней выходкой, все в Европе теперь целуют задницу Конецко. Он сейчас герой дня. Мне следовало быть там! Тогда бы мы сейчас не сидели в таком дерьме”.
“Нет оснований для подобных утверждений. Маркграфу приходится противостоять серьезным угрозам”.
“Я чувствую, что справился бы лучше!”
“Энтонин?”, встрял Эван. “Можно спросить тебя насчет третьей стаи? Той, про которую ты предсказал? То есть, к чему это все было, собственно?”
Энтонин ответил, улыбнувшись. “У меня хватает источников, из которых можно почерпнуть мудрость. И все они указывали, что третья стая должна дополнить первые две”.
“Но что они должны сделать?”
“О том мне не ведомо. Возможно, знает сам Химера, и может статься, он поделился этим знанием с Уктеной, тотемом третьей стаи, но мне озарения касаемо их предназначения не приходило”.
“Правильно ли я понял, ты послал туда наших не представляя, во что они ввязываются?”
“Да”, Энтонин поймал взгляд младшего Гару.
“Мы не можем знать будущее в полной мере, сколько бы знаков нам не было дано. Иногда нужно просто довериться ветру, даже если мы не знаем, куда он дует. Видения от Химеры говорили о третьей стае, и я внес предложение в конклав. К счастью, мудрость можно встретить даже среди Потомков Фенриса и Лордов Тени”.
“Наверное, я бы так не беспокоился, не будь во всем этом замешан Джон Сын Северного Ветра. В нашем племени много тех, кто рассчитывает на него в иных вещах”.
“Как можешь ты знать, что происходящее – не часть обещанного ему величия? Холодный север – не единственное достойное поле боя”.
“Помяни черта...”, пробормотал Альбрехт, указывая к центру каэрна, откуда не так давно появился с Эваном. “Это, случаем, не они?”
Посмотрев в сторону тропы, Энтонин и Эван обнаружили направляющихся к ним Гару третьей стаи, по виду – измотанных до предела. Двое из них, принявшие форму глабро, тащили между собой третьего, в кринос-форме – его рогатая голова беспомощно поникла.
Энтонин двигался быстрее, чем даже Альбрехт полагал его способным. Прежде, чем Клык или Эван успели сделать хоть один шаг, он уже был на полпути к израненной стае – и это не выходя из облика хомида!
“Что произошло?” спросил Энтонин подойдя к вновь прибывшим. “Все нормально?”
“Нет”, прорычала волчьей пастью Глаз-Бури. “Мы проиграли”.
“Вестник Смуты ранен”, Джулия Спенсер кивком указала на обмякшего Гару, которого несла вместе с Сыном Северного Ветра. “Очень тяжело. Мы не знаем, что с ним делать”.
“И это не самое плохое”, сообщила Карлита. “Йо’кллат’маттрик освободился. Мы облажались по полной”.
Энтонин осмотрел Вестника Смуты, которого Джулия и Сын Северного Ветра осторожно опустили на землю. Юный Дитя Гайи, – или Потомок Фенриса, смотря как рассудить запутанную ситуацию с взаимоотношениями племен в нынешней Европе, –находился в трансе, весьма напоминающем положение Мари Кабра.
“Я не понимаю, Энтонин!” заговорил Сын Северного Ветра. “Мы должны были стать третьей стаей! Добиться победы там, где две первых потерпели поражение! Но ничего не вышло. Сплошное дерьмо”.
“Эй”, вмешалась Джулия. “Мы все-таки убили зараженного порчей духа реки. Это-то, по крайней мере, успех”.
“Ага”, буркнула Карлита, “только ублюдкам из Энвил-Клейвен насрать”.
Энтонин сурово посмотрел на молодую Костегрыза. “Повежливей. Нет причин для оскорблений”.
“Ах, нет?!” взвыла Карлита. “Да хрена с два! Эти сволочи не разрешили нам оставаться, когда мы выбрались из Сербии еле живыми! Даже Ярлсдоттир сказала, что не может гарантировать нашу безопасность, если мы останемся, после всего случившегося! Сука ледяная!”
“Успокойся”, посоветовал Энтонин. “Очевидно, их племя тяжело переживает неудачу. Мораль серьезно пошатнулась. Ей, вероятно, нелегко придется, чтобы удержаться во главе. Ваше присутствие могло разрушить равновесие, которое ей с таким трудом удается поддерживать. Она правильно поступила, что отправила вас сюда”.
“А мне пофиг”, с трудом сдерживая ярость, прорычала Карлита. “На кой черт ты нас вообще туда послал? Какая-то подстава? Не ожидал нас увидеть живыми?”
“Умолкни, щенок!” рык, прозвучавший рядом, заставил дернуться всю молодую стаю. Альбрехт подошел, и остановился, возвышаясь над Карлитой. “Заканчивай скулить! Вам пришлось через многое пройти, но такова судьба всех Гару. Вы же герои, проклятье! Так и ведите себя соответственно. Самое худшее, что вы сейчас можете сделать – упиваться жалостью к себе”.
Едва не растолкав их, он ушел к сердцу каэрна.
“Я.. я... не видела, что он тут...”, пролепетала Джулия. “Король Альбрехт!”
Карлита глядела вслед, испуг и изумление пригасили в ней гнев.
“Приношу извинения за его манеры”, добравшийся до них Эван поприветствовал Сына Северного Ветра, хлопнув его по плечу. “Вы не единственные пострадавшие. Наша сестра по стае, Мари, лежит в коме там, в хижине. Но вы здесь, и живы. Значит, вы победили, что бы там кто не говорил”.
Сын Северного Ветра пожал плечо Эвана в ответ, и впервые за много дней улыбнулся. Он рад был видеть своего наставника и соплеменника.
Глаз-Бури заглянула в хижину и опустила голову, свесив хвост до земли в волчьем знаке подчинения. Она заговорила на наречии Гару, подчеркивая смысл коротким взрыкиванием и языком тела: “По крайней мере, Мефи сумел донести ее сюда. Я о нем беспокоилась”.
“Он уже отправился в путь”, сообщил Энтонин, закончив осмотр Вестника Смуты и вставая. На метисе не было никаких следов, способных объяснить его текущее состояние. “Альбрехт прав. Сейчас не время впадать в отчаяние. Нам нужно залечивать раны, но одновременно и обдумывать следующий ход. Этот септ и без того переполнен, и никто в нем не в силах помочь Мари. Если раны Крика-Разрушения той же природы, ему незачем оставаться здесь. Я хочу, чтобы вы отправились со мной к моему жилищу. Там я смогу посоветоваться со звездами, и, надеюсь, разобраться в истоках его болезни”.
Сын Северного Ветра посмотрел на Эвана, который кивнул и подтвердил, “Удачная мысль. Озера Пальца полезны для исцеления, но сейчас тут все на взводе. Дом Энтонина для вас куда лучше подойдет”.
“Значит, я иду”, сказал Сын Северного Ветра.
Члены его стаи закивали, разминая ноги, готовые пуститься в очередное путешествие – на сей раз, впрочем, не столь долгое как предыдущее.
“Да благословят духи вашу дорогу!” пожелал им Эван, и повернулся к Энтонину. “Не прогуляешься со мной минуту?”
“Ждите меня здесь”, бросил Зрящий-Звезды стае и последовал за Эваном.
“Дурные это новости, насчет Йо’кллат’маттрика”, начал Эван. “Думаю, Альбрехт твердо решил отправиться в Европу и возглавить там войну собственноручно. Он сейчас направляется на Север, собрать всех, кто захочет последовать за ним”.
“Не уверен, насколько это мудро”, заметил Энтонин. “Особенно в отношении тебя. Он собирает боевой отряд, от Полулунного там проку немного”.
“Знаю”, согласился Эван. “Я и остаюсь. Кому-то надо присмотреть за Мари. К тому же, Альбрехт меня все равно не пустит. Мы уже лишились Мари – на время – и одно это доводит его до бешенства. Мне он рисковать не позволит, а я уже устал с ним спорить, когда он в таком настроении – тем более, я думаю, он прав. Как бы мне не хотелось лично вышибить дух из того, кто сделал с ней такое, мне следует находиться здесь, чтобы он не попытался завершить начатое”.
Энтонин кивнул. “Я не осмелюсь давать Альбрехту советы на сей счет. Никаких знамений мне не было, и я, хоть и учился боевым искусствам, не воитель. Передай ему, однако, от моего имени: я не думаю, что ему следует открыто враждовать с маркграфом. Напротив, нужно искать союза и совместного командования”.
“Ага, конечно”, хмыкнул Эван. “Так прямо сразу”.
“Я знаю, оба племени в этом вопросе крайне упрямы и не станут слушать”, вздохнул Энтонин. “Но я сказал то, что следовало сказать. Мне пора заняться щенками, они, возможно, ключ к победе в войне. Гайя пребудет с тобой, Эван. И с королем”.
“И с тобой, Энтонин. Спасибо за все”.
Оставив Эвана, Энтонин вернулся к своим подопечным, переминавшимся с ноги на ногу в неуверенности – можно ли им улечься и отдохнуть, или следует собираться с силами для новой дороги.
“Полагаю, нам следует шагнуть по ту сторону”, объявил Энтонин. “Надя заверила меня, что местная Пенумбра не страдает от бури. Я знаю короткую дорогу по лунной тропе, она сэкономит нам время”.
“Стоит рискнуть”, согласилась Джулия. “Все что угодно, лишь бы добраться до постели! Я с ног валюсь”.
“Тогда смотри туда”, указал на озеро Энтонин. “Вглядись в сверкающее зеркало, и следуй за мной”. И с этими словами он исчез из материального мира, пройдя сквозь Бархатную Тень.

Сама возможность подобного, как таковая, представлялась существенным фактором в заботивших его вопросах. Энтонин не знал лунные знаки, соответствовавшие рождению Вестника Смуты. Никто из его партнеров по стае – совсем недавно образовавшейся – так же не знал астрологических событий, связанных с его рождением или Первым Изменением, только то, что оно случилось приблизительно одновременно с появлением красной звезды. Энтонину требовалось прибегнуть к посторонней помощи.
Прежде, чем вновь прильнуть к окуляру, он собрал воедино свою волю способом, изученным под руководством химерлингов – духов грез – и открыл ее космосу. Настроившись таким образом на его влияние, он открыл глаза, устремив взгляд к звездам. Вдали, так далеко, что оставались почти незаметны, мигали три звезды. Настроив увеличение, он осмотрел их внимательнее, и заметил алую дымку. Призвав силу духов, заключенных в телескопе, он повернул вспять бег света в линзах, вернув его к моменту ранения Вестника Смуты, после чего проиграл пройденный звездами с того времени путь, сосредоточенно следя за их танцем. Они бежали против вращения Земли, описывая спирали куда запутаннее, чем он полагал возможным за столь небольшой промежуток наблюдения.
В реальности дело было не в самих звездах – лучи сбивало с их истинного пути притяжение красной звезды, Антелиоса.
Вновь он обратился к мудрости духов, прося намек на смысл, таящийся в неизвестных прежде звездах и их движении. Картины, промелькнувшие перед его мысленным взором, многие сочли бы последствиями утомления, или игрой воображения. Многие, но не Энтонин. Он бережно воспринимал пришедшие послания, ответ на его просьбу, на вопрос, который лишь немногие высокопоставленные представители его племени сумели бы правильно задать.
Он увидел Вестника Смуты среди его племени, Детей Гайи септа Зари. Он охотился вместе с другими из септа, играл с ними и вместе с ними распевал старые саги. Наполнявшие мысли Энтонина картины, казалось, становились старше, ускользая все дальше в прошлое. Вестник Смуты становился младше. Перед Энтонином проматывались назад моменты из жизни метиса – и вдруг все прекратилось, оставив лишь пустоту, бездоннее самой темной пещеры, ибо не существовало ни звуков, ни тепла или холода.
Он открыл глаза, тяжело дыша, какое-то мгновение бессмысленно оглядывался по сторонам, не в силах понять где находится, и лишь потом пришел в себя. Тряхнул головой, сбрасывая ощущение пустоты, и поежился. Теперь он понимал, что значит потерять собственное прошлое, утратить часть себя, вырванную из души. Все выглядело, будто воспоминания эти никогда и не существовали. Хуже того, почти могло показаться, что самих событий, запечатлевшихся в памяти, не случалось – не так, как если бы память о них сменилась на что-то другое, но словно их вырвали из потока времени, оставив позади незаполненность, зияющую рану.
Гару – не просто существа из плоти и крови. Их тела едины с духом, и дух этот проявляется в песнях, легендах, сагах. Невозможно умалить Гару до рабства у механистичной вероятности, случая, ибо сама его сущность соткана в мистическую историю рождения, судьбы, борьбы и героизма даже на краю гибели. Можно уничтожить плоть, даже сковать дух, но ничто не в силах изменить сути того, кем был Гару, и чем ему было предначертано стать.
По крайней мере, я верил в это прежде, додумал мысль до конца Энтонин.

***

Карлита мерила шагами гостиную просторного особняка, мучаясь от безделья, но не в состоянии уснуть. Она, вместе с остальными, отключилась почти сразу же, оказавшись в доме Энтонина, но, в отличие от них, проснулась спустя какие-то два часа. Кроме нее все спали, Джулия в гостевой спальне, Сын Северного Ветра на раскладушке в гостиной, Глаз-Бури, обернувшись волком, свернулась на полу. Вестник Смуты пребывал в коме в хозяйской спальне. Сама Карлита спала в кресле, излюбленном Энтонином для чтения. Проблема была не в удобстве, с этим как раз все обстояло отлично. Ее мучила неопределенность, нависшая над ними неизвестность: куда направиться? Что делать?
Она отправилась в кухню и пошарила по шкафам. Много риса, суповые кубики, пакетики с чаем. Хлеб на шкафу. В холодильнике оказалось молотое мясо. А мне-то казалось, Зрящие-Звезды вегетарианцы, - подумала она. Вроде так полагается всем этим духовно-возвышенным ребятам? Хотя, наверное, что подходит для человека, волку не так-то легко.
Сняв с крюка сковороду, она выудила из выдвижного ящика лопатку, и с ее помощью превратила пригоршню фарша в заготовку для котлеты, которую и отправила жариться, установив средний уровень нагрева. Ей ничего не составило бы съесть мясо и сырым, особенно в волчьем облике, но она предпочитала еду горячую и с приправами – роскошь, не всегда доступная Костегрызам, жившим на улицах и нередко питавшимся из мусорных баков.
В дело пошел и найденный черный перец, которым она обильно посыпала готовящуюся котлету. Пока та жарилась, Карлита оприходовала пару кусков хлеба, и засунула их в тостер. Кроме того, из холодильника были извлечены горчица и кетчуп – майонеза, правда, не оказалось.
Вкуснейший запах витал по комнате, заставляя ее улыбаться – Карлита уже чувствовала себя куда лучше. Еда испокон веков являлась одним из лучших лекарств, что для человека, что для волка.
Несколько раз попереворачивав котлету для равномерной прожарки, оставляющей сердцевину еще розовой, она, наконец, соорудила бутерброд, зажав ее между кусками разогретого, сдобренного горчицей и кетчупом хлеба, и с наслаждением вгрызлась в него. Черт возьми, самое то!
Жуя горячий бутерброд, она вернулась в гостиную, где уже сидела и принюхивалась Глаз-Бури. Волчица посмотрела на нее с презрением.
“Зачем жжешь еду, и портишь ее?” прорычала та.
Усмехнувшись, Карлита плюхнулась в кресло. “Успокойся. Там еще достаточно сырого мяса для тебя”.
Глаз-Бури поднялась и, церемонно перебирая лапами, прошествовала на кухню.
Тем временем, Карлита наблюдала за Сыном Северного Ветра, продолжавшим безмятежно спать. Как у него получается спать настолько тихо? Даже дыхания не слышно, не то, что без храпа. Это в его племени такому учат?
Открылась дверь, ведущая в обсерваторию, и по лестнице спустился Энтонин. Он выглядел усталым, словно слишком долго обходился без сна, и настолько погруженным в свои мысли, что едва ли обратил внимание на находившихся в комнате.
Карлита показала свой бутерброд, – которого оставалось на пару укусов. “Извини, я оголодала. Ничего?”
“Конечно”, ответил Энтонин, и улыбнулся, хотя улыбку ему, похоже, пришлось из себя выдавливать. “Я предложил бы еду раньше, но вам надо было поспать”.
“Что-нибудь выяснилось?”
“Да. Только намек. Для дальнейшего, мне понадобится помощь Джулии”.
“Это зачем? Консультации по фондовому рынку или еще что?”
“Нет, для вызова духов”.
“А, ну да”, Карлита торопливо спрятала улыбку. “Я так и поняла. Шутка. Разбудить ее?”
“Нет, пусть лучше спит. Нужно, чтобы она отдохнула”.
“Окей. Так что теперь?”
“Мне следует подготовиться, собраться с мыслями и помедитировать снаружи. Если я понадоблюсь, ищите меня у ручья, но, пожалуйста, только если возникнет серьезный повод”.
“Ясно”.
Только Энтонин вышел, тихо закрыв за собой уличную дверь, из кухни явилась Глаз-Бури, еще работавшая челюстями, слизывая кусочки мяса с зубов.
“Ты ведь не сожрала все, а?” осведомилась Карлита. “Другим тоже есть захочется, знаешь ли”.
Глаз-Бури виновато поджала хвост.
“Ну ты даешь! И еще считаешься вожаком!”
Глаз-Бури решительно вздернула голову. “Я иду на охоту”, объявила она и, толчком распахнув дверь, исчезла в предрассветном тумане.
“Прекрасно. Свежая добыча. То, что надо”. Карлита, с удовлетворенно набитым желудком, свернулась в кресле и вскоре вновь погрузилась в сон.

***

На сей раз, она проснулась от аромата готовящегося мяса, идущего от открытой двери, встала, еще не вполне очнувшись, потянулась и выглянула в окно. Судя по освещению, было уже за полдень. Сына Северного Ветра в комнате не было, и откуда-то снаружи доносились голоса.
Рассудив, что все остальные собрались готовить добычу Глаза-Бури, Карлита решила присоединиться к ним, предварительно проведав Вестника Смуты. Он дышал ровно, но не изменил позы с того момента, как его опустили на кровать прошлой ночью. Вздохнув, девушка осторожно закрыла за собой дверь.
Дверь в гостевую комнату была открыта, и Джулии там не оказалось. Значит, и она тоже с ними. Карлита спустилась по наружной лестнице, и проследовала за угол, влекомая ароматом еды.
Вся компания обнаружилась рассевшейся вокруг ямы с разведенным костром, над которым жарилась освежеванная туша оленя. Часть его ляжек уже отхватила себе Глаз-Бури, и задумчиво обгладывала ее сырой неподалеку. Кровь, разбрызганная вокруг, окрашивала траву темно-коричневым.
Джон Сын Северного Ветра слегка повернул вертел, и кивнул, приветствуя Карлиту. Джулия, сидевшая рядом на деревянной скамье, набивая что-то на клавиатуре, подсоединенной к ее наладоннику, махнула рукой, но не обернулась.
“Ну, как оно?”, осведомилась Карлита. “Энтонин что-нибудь объяснил?”
“Он медитирует”, ответил Сын Северного Ветра. “Там, дальше, возле ручья”.
“Эй, Джулия. Он тебе сказал, что хочет, чтобы ты ему помогла с вызовом духа?”
Джулия оторвалась от клавиатуры. “Нет, мы с ним еще не говорили. Он не упоминал, какой природы дух ему нужен?”
“Неа. Наверное, он решил, что ему понадобится теург”.
Кивнув, Джулия вновь прильнула к крохотному экрану. “Новостей нет. В сети вообще ничего не слышно! И никто ничего не знает нового про Йо’кллат’маттрика”. Она выключила компьютер и отсоединила клавиатуру, которую потом изогнула, словно аккордеон и свела концами, как захлопнутую книгу.
“Не думаю, что о случившемся будут широко распространяться”, заметил Сын Северного Ветра.
“Речь не о средствах массовой информации – это сеть Ходящих-сквозь-стекло”, объяснила Джулия. “Требуется фетиш”, – она продемонстрировала свой наладонник – “чтобы к нему подключиться. Новости и слухи там всегда курсируют. Наше фиаско в Сербии уже обсуждается – я заодно поправила кое-какие недостоверности – но больше по Европе ничего”.
“Не имеет значения”, прорычала Глаз-Бури на языке Гару. “Для них мы ничего не можем больше сделать. Теперь надо присмотреть за Вестником Смуты. Что поразило его, скоро коснется и других. Если исцелится он, будут излечены и остальные”.
“Для этого нам нужен Энтонин”, сказал Сын Северного Ветра.
“Если наш треп не выведет его из медитации”, рассудила Карлита, “это сделает запах оленины”.
Дальнейшее ожидание вокруг готовящегося обеда проходило в молчании – никто не знал, что сказать. Вскоре на поляне появился Энтонин Слеза (всполошив Глаз-Бури, которая не услышала его шагов), и уселся на скамью.
“Олень уже готов?” осведомился он.
“Да”, подтвердил Сын Северного Ветра. “Какую часть предпочтешь?”
“Поскольку, как я вижу, охотник уже выбрал свою подобающую долю”, сказал Энтонин, кивая на кости перед Глазом-Бури, “я не стану беспокоиться о праве старшинства. Отрежь мне кусок от бока, и поблагодари дух животного при этом”.
“Я никогда не ем мясо добычи, не отдав почести ее духу. Таков обычай моего народа”.
“Другим следовало бы его позаимствовать. Да, отличный кусок. Спасибо”. Энтонин принял дымящийся, с кровью, вырез плоти и мышц из рук повара-Вендиго, и про себя вознес хвалу когда-то населявшему его духу. Потом заострил зубы, превратив их в волчьи клыки, и впился в насыщающее мясо.
Сын Северного Ветра передал другим их порции, и все приступили к еде, каждый до того по-своему поблагодарив духа оленя. Джулия чувствовала себя неловко; она никогда прежде так не делала, даже не задумывалась. Мясо есть мясо. Но ведь оно досталось от кого-то – кого-то жившего. В конце концов, если когда-нибудь кто-то станет есть ее, хорошо было бы услышать от мерзавца хотя бы «спасибо». Она испытала легкий стыд за то, что раньше не думала над этим, и поблагодарила оленя за все, что он подарил ей – точнее, сейчас подарит. И откусила первый кусок.
После энергичного жевания и глотания, она подняла взгляд на Энтонина. “Карлита сказала, понадобится моя помощь в вызове духа”.
“Да”, кивнул Энтонин. “Мне не помешает помощь теурга. Я сам делал это, многократно, но все же это по большому счету не мое призвание”.
“Какая разновидность духа?”
“Солнечный дух. Джагглинг, служащий Гелиосу”.
Недоумение Джулии отразилось на ее лице. “Это... э... странно. Чего можно добиться, призвав его?”
“Рассказа. Истории. Любого лоскута из прошлого Вестника Смуты, касающегося какого-то события достаточно важного, чтобы о нем знали все члены его септа”.
“Окей. Но все же, насчет солнечного духа я пока не поняла. Причем тут септ Вестника Смуты?”
“Септ Зари? Подумай сама. Его лидер – легендарный Сергей Шагающий-в-Зарю, Дитя Гайи, известный своей любовью восхода. Никто из вас не знает о прошлом Вестника Смуты ничего, по крайней мере, ничего, способного помочь ему сейчас. Но может статься, что, еще будучи молодым щенком, он совершил деяние, о котором Шагающий-в-Зарю поведал утренней заре. Об этом могли слышать многие духи, присутствующие при восходе Солнца. Если так, они запомнили песнь, и повторят ее нам”.
Заговорил Сын Северного Ветра. “Но как вызвать нужного духа?.. Их же наверняка сотни”.
Джулия подняла руку, махнула, призывая всех не торопиться. “Нет, нет, можно попробовать. Вероятности, конечно, астрономические, прошу прощения за каламбур, но да, существует возможность призвать именно того духа, который слышал от Шагающего-в-Зарю подобную историю. На самом деле, вопрос только – зачем? Чем нам она поможет?”
Энтонин поднялся со скамьи. “Физически Вестник Смуты здоров. Никаких не поддающихся лечению ран у него нет. Но он лишился части своего прошлого, и вместе с ним – части души. Душа его ранена, и до сих пор кровоточит. Мы должны восполнить потерю – без этого он не может снова осознать, кто он есть”.
“И дух сможет исцелить его, вернув память о прошлом?”
“Нет, но так можно оживить его достаточно, чтобы он пришел в сознание. Любая история, которую нам сможет рассказать дух – если удастся призвать его – будет слишком мала, чтобы залечить рану души. Но, по крайней мере, это будет началом. Возможно, он сможет пробудиться”.
Он зашагал к дому. “Джулия, я прошу тебя присоединиться ко мне у ложа Вестник Смуты к полудню. Я все подготовлю”.
“Хорошо”, подтвердила та, “Я буду. Но должна сразу сказать, я привыкла работать с техно-духами. Духи солнца – слегка не по моей части”.
“Не беспокойся. Они как раз моя специальность”.
“А мы?” забеспокоилась Карлита. “Нам что делать?”
Энтонин, как раз дошедший до угла дома, обернулся, глядя на них через плечо. “Охраняйте дом. Будьте готовы сразиться с тем, что может явиться на наш зов без приглашения”.
“Это что, к примеру?”
“Что угодно, не в солнечном расположении духа”, улыбнулся Энтонин, исчезая за поворотом.
“Нда, прости, что спросила”.
“Извинения приняты”, донесся до них голос Энтонина. “Пора приступать”.
Глаз-Бури вернулась в волчий облик, и явно готова была к любым неожиданностям. Сын Северного Ветра склонил голову, похоже читая молитвы. Легкий порыв ветра сдул волосы Карлиты на лицо. Смахнув их, она оторвала с вертела еще кусок мяса.
“Чудесно”, пробормотала она. “Будем сторожить”.

Вестник Смуты пораженно хмыкнул. “Просто… потрясающее чувство равновесия”.
“Этому может научиться каждый”, ответил Энтонин, опустив наконец ногу.
“Но уж конечно, времени уйдет немало. Столько тренироваться”.
“Необходимо терпение и упорство, как и в любом другом начинании”.
Энтонин направился к берегу, в отличие от Вестника Смуты течение не доставляло ему никаких видимых неудобств. Выйдя на отмель, он взобрался на большую скалу и уселся там, лицом к Вестнику Смуты, тоже двинувшемуся на берег.
“Ты не для того шел под проливным дождем до середины разлившейся реки, чтобы беседовать о чувстве равновесия”, заметил Энтонин.
“Нет”, согласился Вестник Смуты, выбравшись наконец из воды. “Пожалуй, у меня скопилось немало вопросов. Уже несколько дней как я очнулся, а мы, считай, и не говорили”.
“Тебе нужно было побыть среди стаи. Они присутствовали, когда ты получил свою рану, и тебе следовало услышать рассказ об этом от них”.
“Ага, но я уже все услышал. И я понимаю, что Погибель – или что это такое было, - украл часть моей памяти. Я все еще не помню немало вещей, случившихся несколько лет назад. Все по поводу Энвил-Клейвена тут”, он похлопал себя по голове, “но о детстве – очень мало. Я даже не помню своего Первого Изменения”.
“Некоторые Гару сочли бы подобное за благо”.
“Может и так. Но дело не только в том, что пропали воспоминания. Еще что-то. Всякий раз, когда я пытаюсь это вспомнить, мне становится страшно, словно я смотрю в бездну, готовую меня засосать”.
“Тогда и не думай об этом. По крайней мере, пока что”. Энтонин спустился со скалы на тропинку с обратной ее стороны. Вестник Смуты не видел его, но слышал голос среди плеска дождя. “Не отдирай корку, пока рана не залечена. Полагаю, пришло время нам поговорить. Давай пройдемся немного”.
Плечи Вестника Смуты разочарованно поникли. Он-то надеялся, что они направятся куда-нибудь, где сухо. Стряхнув разочарование, он перелез скалу в направлении оленьей тропы, которую избрал для прогулки Энтонин – вглубь леса и прочь от дома.
Спустя какое-то время Зрящий-Звезды вновь заговорил. “Твоя рана уникальна. Поражен не просто дух. Я видел раны души прежде – травмы и трагедии, отпечатавшиеся на ней, мучающие свои жертвы поколениями, круг за кругом. Твой случай отличен от них. Не столько даже рана, сколько отсутствие духа. Бывшее раньше частью тебя исчезло, и твой дух не в состоянии восстановить потерянные части, чтобы восполнить утраченное или закрыть рану”.
“Я... не знаю что делать”, признался Вестник Смуты. “Как я могу вылечиться от такого? Как я могу с этим жить?”
“Тебе придется восстановить отнятое. Заменить чем-то другим не получится – необходимо вернуть эту часть твоей сущности”.
“Как? Погибель сожрал ее! Или мне отправиться за ним в Мальфеас?”
“Нет!” Энтонин остановился, и, повернувшись, наградил Вестника Смуты суровым взглядом. “Не смей говорить подобным образом. Ты можешь быть исцелен. Нельзя терять надежду ни на единый миг. Из всего, что я видел, более всего на это похоже харано. Ты опасно близок к депрессии, из которой не сможешь выбраться. Но это не харано. Еще ничего не предрешено”.
Вестник Смуты кивнул, и миновав Энтонина вышел вперед, самостоятельно прокладывая себе дорогу по тропе. “Ну хорошо, я понял. Буду придерживаться позитивного мышления, все такое. Но делать-то мне что? Не думаю, что из такого можно выбраться на одних мыслях. И терапией тут не обойдешься”.
“Здесь ты прав. Тебе следует действовать активно, предпринять нечто, способное восстановить целостное единство разума, тела и духа. Что именно – ответ на этот вопрос лежит в природе того, кто ты есть”.
“Гару? Волк-оборотень?”
“Не совсем так. Ты не просто создание плоти и крови. Твоя сущность – дух, дух, которому придают облик не гены, но легенды. Особенно верно последнее утверждение для тебя, галлиарда. Твоя судьба переплетена с этими сказаниями сильнее, чем у прочих. В какой-то степени твоей заботе поручена сама наша суть, а не только культура. И ответ состоит именно в поиске и придании сил этим легендам. Источник нашей сути постоянно восполняется. Свойственные Гару способности к регенерации – лишь грубая проекция этого процесса, а спиритуальная энергия, питающая наши духовные учения – Дары – утонченный вариант того же самого. Но есть и еще более тонкая истина за всем этим – бесконечные, безграничные Истинные владения Гайи.”
“Это теология Зрящих-Звезды? Никогда не слышал ничего подобного, по крайней мере, не припомню”.
“Нечто вроде. В основном, мои соображения по поводу твоей проблемы”, Энтонин умолк, как раз когда они добрались до вершины небольшого холма. Деревья разошлись, открывая вид на долину внизу, даже под ливнем пылающую яркими осенними красками.
“Итак”, сказал Вестник Смуты, “каков же будет вердикт?”
“Скажи мне сам. Что является самым ценным сокровищем для Гару?”
Вестник Смуты задумался на минуту. “Хм… смена облика? Наши Дары духов?”
“Я не имею в виду наши способности. Нечто вне нас самих”
“Фетиш?”
“Так, уже теплее”.
“Да ладно, к чему эти игры? Нельзя так сказать?”
“Игра в загадки – важная часть восстановления памяти. Тебе нужна практика напряжения разума в достижении цели, а это не то же самое, что бесполезные попытки вспомнить утраченное. Думаю, с полными воспоминаниями тебе было бы легче, но я дам еще одну подсказку, о галлиард: то, о чем я говорю, проходит через поколения и охватывает весь мир, от Рассветных Времен до наших дней”.
Вестник Смуты озадаченно нахмурился. “Литания? Нет, погоди – Серебряные Архивы!”
Энтонин кивнул. “Величайшие легенды хранятся в них. Все, чем мы являемся, записано в Серебряных Архивах”.
“Все равно не понимаю. Меня-то точно в Серебряных Архивах нет. Уж всяко я ничего не совершил такого, чтобы попасть туда!”
“Еще нет, пусть так. Но речь не об этом. А о том, что есть тот, кто хранит их, тот, кто понимает значение легенд лучше всех остальных. Думаю, тебе следует найти его, и задать ему те же вопросы, которые ты задал мне”.
“Хранитель Архивов…” Вестник Смуты вглядывался в долину, словно пытался найти кого-то взглядом. “Говорят, он мудр, но непредсказуем”.
“У меня нет больше ответов, Вестник Смуты. Я настаивал на необходимости третьей стаи – вашей – следуя снам, посланным мне Химерой. Я испрашивал звезды в поисках причины твоей болезни, и призвал солнечного духа, слышавшего о тебе от старейшины твоего септа. Другие могут считать мою мудрость безграничной, но, по правде сказать, колодец показывает дно. Самостоятельно разрешить подобную загадку я не в состоянии. Я не галлиард, а филодокс. И в таком качестве, моя работа – подтолкнуть тебя в правильном направлении. В данном случае, к Хранителю Архивов. Я сделал все, что мог”.
“Не думай, что я не испытываю благодарности, Энтонин. И я говорю за всю стаю Серебряной Реки. Мы знаем, ты сделал все возможное. Черт возьми, не думаю, что кто-то во всем этом деле проявил себя лучше. Ты, уж во всяком случае, не провалил все, в отличие от нас. Знаю, знаю ¬– ”, он поднял руку, останавливая Энтонина, “ – без пораженчества, я просто констатирую факты. Думаю, Хранитель Архивов – отличная мысль. Если кто-то и может придумать, как вернуть утраченную ‘сагу имени меня’, так это он”.
“Значит, незачем больше ждать. Физически ты настолько здоров, насколько это возможно. Стая твоя отдохнула, и по правде говоря, начинает скучать. Тебе следует обсудить с ними поставленную цель, и способ ее достижения”.
“Вот с этим проблема. Я понятия не имею даже, с чего начать! Серебряные Архивы – драгоценнейшее сокровище племен, и Хранителя найти тяжело, что врагам, что друзьям”.
“Полагаю, как один из старейшин Гару, я заслуживаю его уважения. Так что здесь я в состоянии помочь, если стая решит последовать этому пути”.
“Тогда надо сообщить им новости. Кроме того, я промок до костей. И очень не против наконец высохнуть”.
Энтонин накинул волчью шкуру, и прорычал на языке Гару: “Следуй за мной!”
Тело Вестника Смуты тоже влилось в облик волка, и он рванулся вдогонку за быстроногим, серошкурым Зрящим Звезды.

***

“Серебряные Архивы, хм?” переспросила Карлита. “Пожалуй, имеет смысл. Значит, будем искать этого Хранителя? Где начнем?”
“Погоди”, сказала Джулия. Она вместе с остальными расположилась в гостиной Энтонина, потягивая чай и обсуждая дальнейшие действия. Вестник Смуты и Энтонин неподалеку все еще сохли после недавней прогулки. “Давай сначала обговорим все это. Поиск может занять время, и я не уверена, располагаем ли мы им. Нам бы стоило подумать, как мы можем помочь остановить Йо’кллат’маттрика.”
Ей возразил Сын Северного Ветра. “Нет. Нужды брата по стае идут первыми. В Европе мы уже сделали, что могли”.
“К чему выбирать?” Глаз-Бури говорила на языке Гару, передававшем меньше нюансов, чем английский. “Помощь Вестнику Смуты поможет и Европе. Подумайте: Вестник Смуты пострадал первым, но не последним. Мы должны знать, что забрало его дух, и как вернуть его обратно. Именно так будет побежден Вирм”.
Вся стая согласно кивнула. Глаз-Бури была права. Найти Хранителя Архивов, вернуть целостность Вестнику Смуты – это было лучшим, что они могли сделать и для своего брата, и для ситуации в Европе.
Глаз-Бури повернулась к Энтонину. “Украденная память…с Мари Кабра то же самое?”
“Нет”, ответил он. “Она страдает от чего-то более зловещего. Более близкого, как мне кажется, к силе самого Йо’кллат’маттрика. Думаю, болезнь Вестника Смуты имеет иные истоки. Погибели, напавшие на него, имеют отношение ко всему происходящему, но они отличаются от чернокрылой твари, схватившей Мари”.
“Ты не можешь ничего для нее сделать?”
“Больше ничего, нет. Для ее беды лекарство где-то в Европе. Пока вы делились с Вестником Смуты последними сведениями, я связался с Эваном, и сообщил ему о происшедшем. Он надеется, король Альбрехт сумеет что-либо выяснить, когда прибудет в Европу”.
“Король американских Серебряных Клыков направляется в Европу?” удивилась Джулия. “Не знаю, не знаю, разумно ли это”.
“Поддерживаю твои сомнения, но с другой стороны, альтернативы не видно. Альбрехт может многого добиться. Я видел как он разобрался с кризисом Седьмого Поколения. Несомненно, он способен помочь в идущей там войне. Проблемы начнутся, когда у них с маркграфом возникнут разногласия по поводу тактики и главенствования”.
“Часть меня мечтает увидеть это”, заметила Джулия, “но другая предпочла бы оказаться подальше. Так что пусть лучше будут Серебряные Архивы, мы останемся здесь, так ведь?”
“Может быть. Точно не знаю. Хранитель Архивов все время в дороге. Если на то пошло, он вполне может находиться в Европе – сейчас история творится там. С другой стороны, он может ожидать, пока события подойдут к финалу, прежде чем записать их. Тогда он, возможно, здесь, в Штатах”.
“Как же нам его искать?”
“Некоторым Гару он сообщает способ, которым его можно найти. Мне этот дар достался после дела с Седьмым Поколением, которое попало в Архивы”.
“Ух ты!” не выдержала Карлита. “Я запамятовала, что ты в Архивах! И даже дважды, не меньше – сага о Серебряной Короне и это самое Седьмое Поколение… кстати, а что там такое было?”
“Спроси его”, Энтонин поднялся и направился к лестнице, ведущей в обсерваторию. “Если вам удастся его найти, не скромничайте – не упускайте шанс заглянуть в Архивы. Я сейчас вернусь”. Он поднялся по ступеням и исчез в обсерватории.
“Если мы его найдем”, повторил за ним следом Сын Северного Ветра. “Что тогда?”
“Полагаю, объясним мою проблему”, ответил Вестник Смуты. “И будем надеяться, что у него найдется путь к ее решению. Мы теперь в его руках”.
Все помолчали какое-то время, размышляя о будущем путешествии. Наконец, Джулия встала и потянулась.
“Ну ладно”, сказала она. “Думаю, снова отправиться в дорогу – не так уж плохо. Как бы я не хотела вернуться домой, в Лондон, надо ведь и мир посмотреть – кто знает, куда нас занесет в поисках Хранителя. Вопрос: своим ходом, или на колесах?”
“А какие варианты?” осведомился Вестник Смуты. “Ни у кого из нас машины нет”.
“И не нужно. Можем взять ее в прокат. У меня вполне достаточно на счету, так что с этим проблем не предвидится. А вот чем я не располагаю, так это водительскими правами США. У кого они есть?”
“У меня”, откликнулся Сын Северного Ветра. “Я, правда, никогда ими не пользовался”.
“Это мелочи. Будешь у нас считаться водителем. Обычно на такое косо смотрят, но думаю, если что, с помощью духов я сумею отговориться”.
“Не уверена, что мне это нравится”, нахмурилась Глаз-Бури. “Почему не пешком?”
“Полагаю, зависит от того, где находится наша цель и как далеко нам до нее добираться. Давай подождем, пока не узнаем больше, ладно?”
Глаз-Бури кивнула, но без особого энтузиазма.
Энтонин спустился в комнату, неся в руках металлический компас с кожаным ремешком, который вручил Вестнику Смуты.
“С его помощью вы сможете отыскать Хранителя Архивов. Это тален, так что будьте осторожны, - доведя вас до цели, он прекратит работать, поэтому не делайте ничего такого, что Хранитель вас покинет. Второй раз вы его не найдете. Как только вы активируете тален, он узнает. И может статься, будет двигаться навстречу вам, если вдруг пожелает. Как вы уже поняли, это не настоящий компас – он показывает не на север, а в направлении Хранителя”.
“Даже лучше, чем я ожидал!” обрадовано воскликнул Вестник Смуты. “Теперь-то мы его точно найдем”.
“Возможно. Должен, однако, заметить – он ожидает меня, а не вас. Когда вы окажетесь поблизости, он может проверить, кто вы такие. И если не пожелает вас видеть, уйдет с места встречи, а вы и не узнаете. По крайней мере, пока компас не перестанет работать. Если такое случится, вы свой шанс упустили”.
“Наверное, на большее нам не стоит надеяться”, вздохнул Вестник Смуты.
“Вы всегда можете предложить ему связаться со мной для подтверждения, если он подпустит вас на расстояние разговора. Мой номер он знает, что телефоном, что посланником-духом”.
“Когда отправляемся?” подытожила беседу Карлита.
“Завтра”, ответила Глаз-Бури. “После сна. Неизвестно, когда еще удастся поспать”.
С этими словами она подошла к входной двери, и распахнула ее толчком плеча. Прежде, чем выйти за дверь, она обернулась к остальным и прорычала. “Спите. Хватит разговоров”.
“Встретимся завтра утром”, предложил Энтонин. “Я подготовлю кое-какую провизию, на случай если вы не доберетесь ближайшее время до магазинов”.
“Спасибо”, ответила Джулия, направившись к гостевой комнате, которую занимала.
Остальные, в свою очередь пробормотав слова благодарности, разошлись по своим кроватям – или креслам, в случае Карлиты. Вестник Смуты все эти дни спал в главной спальне. Энтонин закрылся в обсерватории.

***

Солнце едва-едва выглянуло над верхушками деревьев, а в жилище Энтонина уже кипела жизнь. Все члены стаи проснулись и собирались в дорогу, сам Энтонин на крыльце завязывал рюкзак, полный дорожной пищи – вяленое мясо, рационы, бутылки с водой. Дверь открылась, и он выпрямился, приветствуя вышедших на крыльцо гостей.
“Доброй удачи всем вам”, сказал он. “Не знаю, как долго продлится ваше путешествие, но непременно сообщите мне его итог”.
“Не беспокойся”, ответил Вестник Смуты, взваливая на плечо рюкзак. “Ты будешь первый, кто обо всем узнает, как только у нас представится случай. Спасибо еще раз за все, что ты сделал – это куда больше, чем предложили нам другие племена”.
“Вот-вот”, подтвердила Карлита. “Мне без разницы, что Зрящие-Звезды теперь не считаются в Союзе; по мне, вы в полном порядке”.
“Не знаю, честное слово, что бы мы без тебя делали”, вставила Джулия. “Если вдруг понадобится, вот мой е-мейл”, девушка вручила ему листок бумаги. “Я могу получать почту в дороге, и по возможности постараюсь держать тебя в курсе событий”.
“Весьма сподручно”, заметил Энтонин. “Гару обычно избегают таких способов”.
“Ты мне это говоришь!” вздохнула Джулия.
Глаз-Бури, уже дожидавшаяся на лужайке, прощально взвыла. Остальные присоединились к ней – человеческие горла не слишком приспособлены для такого рода звуков, но все же их имитация получилась куда точнее, чем удалось бы большинству людей.
Вся стая собралась на поляне, и Энтонин поклонился им. Они помахали руками, и двинулись по тропе, следом за Глазом-Бури. Вскоре путники скрылись из виду, хотя Энтонин своим острым слухом еще мог различить звуки их шагов.
Когда утихли и они, Энтонин вернулся в дом и закрыл дверь.

Позже Энтонин узнал, что Смеющийся Журавль тайно наблюдал за ним еще с момента появления мальчика в городе. Духи предсказали теургу его приход, и вскоре тот понял, что Энтонин еще не знает, кем является. Смеющийся Журавль предположил, что за Энтонином приглядывает могущественный Искатель-Рода, дух, посвященный ему при рождении через обряд Гару. Тщательно расспросив Энтонина об обстоятельствах его рождения, теург заключил, что его мать принадлежала к числу Родни, и ее родственники из числа Зрящих Звезды приставили Искателя-Рода к Энтонину вскоре после рождения последнего. Задачей духа было, когда придет время, сделать так, чтобы Энтонин нашел представителя своего племени, который будет учить его. Им оказался Смеющийся Журавль.
Даже больше, чем фактом своей принадлежности к Гару, Энтонина поразил первый визит в Умбру, мир духов, лежащий за Завесой, воздвигнутой вокруг материального мира невольным принятием людьми Ткачихи. Когда Смеющийся Журавль впервые привел своего юного ученика в Эфирную область, встретиться с другими Зрящими Звезды и увидеть своими глазами свод небес, Энтонин увидел там свое призвание, запечатленное созвездиями словно страницами в книге. Он увидел судьбу Полулунного, служение Гайе в попытках привнести согласие среди споров, выковать единство из различий. И он молился духу звезды, оказавшейся в центре его видений – Вегарде, Полярной звезде Севера, оси небес – прося ее о воле, достаточной чтобы устремиться за поставленной целью, и мудрости, чтобы достичь ее.
В течении года еще двое щенков присоединились к школе Смеющегося Журавля, как и Энтонин, обнаруженные самим теургом или его духами.
Одна из них, Катрина Скарборо, была дочерью богатого британского чайного магната, жившего в Новом Дели. Ее направили в школу-пансион еще совсем ребенком, так что даже родителей своих она почти не знала. Оказалось, что ее дед принадлежал к Зрящим Звезды – наследие пробудилось, пропустив поколение.
Вторым был Вен Чу, сын китайских эмигрантов из Чайнатауна. Его семейство давно дружило с человеческими Родичами Смеющегося Журавля, и именно из-за него Смеющийся Журавль и появился в Сан-Франциско – обучать Вен Чу, когда тот пройдет свое первое Изменение. Оно произошло спустя пять месяцев после начала учебы Энтонина, на пятнадцатый день рождения Вен Чу. С Энтонином они были почти одного возраста, Катрина чуть старше; ее первое Изменение случилось только в семнадцать.
Все они сдружились между собой. Спустя два года, Смеющийся Журавль объявил, что пришла их пора совершить путешествие в сердце владений Зрящих Звезды – Непал и Тибет. Он не будет сопровождать их, ибо все, что они могли получить от него, они изучили за время своей учебы. Теперь им следует найти септ на Востоке, который примет их, и поможет пройти путь от новичков до опытных Гару.
Энтонин с друзьями отправился в пешие походы по Калифорнии, дабы обучить их как налегке преодолевать различные типы местности. Он и сам, конечно, еще только учился этому умению, но с возможностями Гару все шло куда легче – к примеру, для охоты больше не требовалось ружье. Волчьи органы чувств помогали с легкостью выслеживать добычу. То же самое и с дальними переходами: различные облики позволяли им выбирать нужный баланс силы и выносливости. Спустя несколько месяцев таких походов, они решили, что в состоянии преодолеть любые тяготы, которые может обрушить на них Азия.
Они отплыли на торговом корабле, останавливавшемся в Токио, Гонконге и Сингапуре прежде, чем они сошли в порту Цейлона. Остров они пересекли, добравшись до Талайманара, где паром доставил их в Индию.
Смеющийся Журавль предупредил их избегать индийскую Пенумбру, населенную странными существами, чьи мотивы до сих пор оставлялись тайной – некоторые из них были враждебны, другие просто действовали в своих непредсказуемых интересах. В любом случае, посоветовал он, лучше будет им встретиться с кем-то из Зрящих Звезды, прежде, чем пытать удачу в тамошней Умбре. Им не обойтись без проводника по ее загадочным тропам.
Они преодолели Индию, на автобусах, поездах и своих двоих, посещая многочисленные человеческие храмы – посвященные индуистским божествам и Будде – встречаясь со святыми в ашрамах, в которых останавливались по пути. Их познания в человеческой религии и философии углубились, но они помнили слова Смеющегося Журавля, который объяснял, что человеческие духовные истины отличаются от присущих Гару. В мире Гайи у человечества была своя роль, отличная, хотя иногда и похожая на ту, что отведена Гару.
Наконец троица достигла Катманду в Непале, и здесь была встречена Зрящими Звезды из септа Высоких Пещер, о которых им говорили, и которые в свою очередь ожидали путников. Их прибытие пришлось на весьма символичную дату, ибо на следующей неделе, с полудня третьего февраля в течении трех дней предстоял великий парад планет, Солнца и Луны.
Многие местные люди опасались, что он предвещает конец света, но для Зрящих Звезды это была прекрасная возможность приобщить новое поколение по всему миру к восточной мудрости. Энтонин и его соученики предстали идеальными символами во плоти того, что, как надеялись Зрящие Звезды, предвещают звезды: новую волну восточной мудрости, принесенную на Запад.
Щенков отвели в потаенный монастырь среди гор, пещерный комплекс, снаружи напоминавший убежище буддистских монахов или аскетов индуизма, но в глубине его племя проводило собственные ритуалы, и поддерживало каэрн – место духовной силы, где Барьер между мирами духа и плоти утончался.
Отсюда монахи открыли лунный мост на План Эфира, где вместе со Зрящими Звезды со всего мира им предстояло провести великую церемонию в честь парада планет. Здесь же одному из трех новичков будет позволено объявить о своем вступлении в септ, и начале учебы в нем. Только одному из трех щенков разрешено остаться; двум другим придется искать места где-то еще.
Той же ночью троица обсуждала между собой, кому достанется место в септе. Вскорости стало ясно, что Катрине больше других полюбилось виденное здесь, и Энтонин с Веном согласились предоставить эту честь ей. После церемонии они продолжат свой путь, в поисках септа, который примет их. Ночь стала ночью их печального расставания, но и радостного празднования нового места Катрины среди Зрящих Звезды.
Сама церемония великого парада планет для взгляда Энтонина оказалась совершенно запутанной. Конечно, он изучал науку звезд со Смеющимся Журавлем, но происходившее между собравшимися Зрящими Звезды высоких рангов было выше его понимания. Спустя какое-то время, он отчаялся разобраться в действе, и просто впитывал как можно больше, надеясь когда-нибудь припомнить достаточно, чтобы осознать суть церемонии.
С началом парада, Энтонин застыл в восторге и трепете, впервые в жизни увидев племенной тотем, Химеру. Львоголовый дракон явился перед своим племенем, дабы благословить происходящее. Головы дракона повернулись, и Энтонину показалось, что величественный дух смотрит на него. Позже, Вен признался, что решил так же. Возможно, тотем изучал всех новичков.
Через три дня, когда все закончилось, Энтонин и Вен собрав свои походные пожитки попрощались с Катриной и вождями септа. Их направили в монастырь Шигалу, расположенный через горы в Тибете, куда они и двинулись, присоединившись к группе пилигримов – некоторые из них принадлежали к числу человеческих родичей Зрящих Звезды – дабы уклониться от приграничных властей, пытавшихся помешать кому бы то ни было проникнуть в оккупированный Китаем Тибет.
После долгого, тяжелого путешествия – вновь избегая Умбры – они прибыли в уединенный монастырь, где их приняли как дорогих гостей в септе Снежного Леопарда. Шигалу был старейшим каэрном Зрящих Звезды, хранившим самые дорогие сокровища племени, хотя молодым Гару вроде Энтонина и Вена взглянуть на них и не дозволялось. Может быть, спустя годы службы на благо племени, они получат разрешение. Но не сейчас.
Три месяца пролетели незаметно, в изучении практики медитации Зрящих-Звезды, общении с духами, ценившимися племенем, постижении их секретов – тех самых Даров, с помощью которых Зрящие-Звезды достигали своего знаменитого чувства равновесия. Кроме того, они изучали и более мрачные предметы, касающиеся племени и всего мира, о Вирме и его всепожирающей пасти, и порченных слугах. И более того, они узнали о Ткачихе, из-за которой Вирм превратился в силу чистого разрушения. Именно Ткачихи более всего опасались Зрящие-Звезды. Прочие племена уделяли ей мало внимания, считая слишком отдаленной, чтобы всерьез влиять на их судьбы.
"Это как палец, указывающий на луну", сказал старец-монах Шигалу. "Ткачиха – луна, но остальные племена беспокоятся по поводу пальца".
Его слова несли мудрость не только в своем смысле, именно он продемонстрировал Энтонину и Вену могущество звука, колебаний воздуха, способных распахнуть разум мыслям, пробудить в слышащем инстинкты, давно уснувшие у большинства людей. Он обучал их гимнам, раскрывающим Элементальный Разум, первичный разум, не страдающий от дуализма логики и форм, разум, текущий словно вода, вздымающийся как пламя, распространяющийся подобно воздуху и укореняющийся как земля в истинном царстве Гайи, вне лживых паутин Ткачихи.
Он показал им Пять Мантр Творения, каждая – мелодия, призывающая в разум слушателя элементы, из которых создан мир, включая и дух. Правильно произнесенные, эти мантры могут связать с истинным царством Гайи, обнажить терзающие разум и тело иллюзии. Для двух щенков такое произношение лежало за пределами возможного, но они поклялись практиковаться снова и снова, чтобы спустя годы овладеть наконец звучанием мантр.
Однако пришло время идиллии заканчиваться. Было объявлено, что только один из них может оставаться в септе, и помогать в охране каэрна. Таков был путь Зрящих-Звезды; лишь один ученик будет принят.
Энтонин и Вен оба хотели продолжить учебу. Не в силах договориться, кому уходить, скоро они ввязались в ожесточенную перепалку, осыпая друг друга ругательствами – ярость, поднимавшаяся в них, готова была разразиться кровопролитием.
Монахи растащили их. Лама объявил, что, раз они выбрали такой путь, право оставаться определит бой. Но они – Зрящие-Звезды, и должны сражаться как Зрящие-Звезды. В поединке им следует пользоваться кайлиндо – специальным боевым стилем племени, делавшем акцент на лишении противника возможности сражаться, без необходимости располосовать его когтями. Более того, щенок, поддавшийся ярости будет немедленно объявлен проигравшим, и изгнан из каэрна.
Энтонин и Вен прожили неделю отдельно, обучаясь у монахов основам кайлиндо. Это не составило большой сложности для них, уже хорошо подготовленных в человеческих боевых искусствах Смеющимся Журавлем. С приближением дня поединка Энтонин все больше мрачнел. Никогда он не предполагал, что итогом путешествия станет потеря друга. Он помнил судьбу, явленную для него звездами на церемонии парада планет. Долг Полулунного – объединять других, а мелочные ссоры ведут к прямо обратному. Но ему всем сердцем хотелось остаться. Монастырь Шигалу являлся самым важным каэрном. Стать его хранителем, означало с течением лет получить несравненную возможность постижения самой тайной мудрости. В его ли силах отказаться от такого? Наверняка Вен поймет это, если Энтонин победит в их состязании, и не станет держать на него зла.
В ночь дуэли, Энтонин заметил в каэрне незнакомых Зрящих-Звезды. По-видимому, из ближайших септов явились желающие понаблюдать за боем. Энтонина окатила волна стыда. Не случись их ссоры с Веном, все можно было бы разрешить обменом загадками или другим интеллектуальным состязанием, дуэлью знания и мудрости. Его собственный гнев предопределил эту схватку.
Круг гладкой скалы был подготовлен в качестве арены поединка. Вен ожидал с другой стороны, выглядя таким же нервничающим и обеспокоенным, как и сам Энтонин. Верховный лама ударил в колокол, и все остальные монахи отступили прочь, дабы наблюдать из тени окрестных камней.
Энтонин и Вен сближались осторожно, оглядывая друг друга в поисках уязвимого места. Много раз доселе они испытывали друг друга в тренировках, и знали чужие слабости. Но познавая их, они помогали партнеру преодолевать их. И теперь каждый не представлял, где искать брешь в чужой защите.
Первым атаковал Вен, быстро приняв кринос-форму, и бросившись на Энтонина, чьи человечьи рефлексы не были столь отточены. Но Энтонин все же едва-едва успел увернуться от громадного человековолка, и сопроводил проносящегося мимо Вена быстрым ударом, скорее просто чтобы помочь себе восстановить равновесие.
Превратившись в волка, Энтонин забежал под Вена, и тут же трансформировался, приняв облик лютоволка, надеясь резко изменившейся массой сбить того с ног. Вен, впрочем, чего-то подобного ожидал, и, подпрыгнув, припечатал Энтонина пинком по голове прямо в момент превращения. Оглушенный Энтонин отлетел прочь.
Не давая ему прийти в себя, Вен кинулся на него, и передние лапы Энтонина попали в болевой захват могучих рук. Энтонин вернулся в волчью форму, и, использовав мгновение, потребовавшееся Вену чтобы приспособиться, выскользнул, в прыжке хлестнув хвостом Вена по лицу.
Трансформировавшись в криноса, он тут же развернулся, готовый встретить очередную атаку. Но вместо нового нападения, Вен сидел на месте, и воздух вокруг него бурлил злостью. В глазах юноши мелькнуло безумие, и Энтонин понял, что его друг отчаянно сражается со своей яростью – и проигрывает борьбу.
Если Вен поддастся ей, он проиграет, и победителем станет Энтонин – если, конечно, переживет приступ бешенства Вена.
На сей счет, однако, Энтонин особо не беспокоился – монахи, собравшиеся вокруг, куда как сильнее их обоих, и легко остановят настоящее кровопролитие.
Но, поняв, что вот-вот он победит за счет позора друга, Энтонин понял и то, что цена эта лишком велика. Прежде, чем Вен утратил остатки самоконтроля, Энтонин опустил собственные барьеры на пути гнева, клокочущего в глубине сознания каждого Гару, подхлестываемого схваткой и еще более – предназначенной для боя кринос-формой. Подавив волю, сняв последние преграды ярости, Энтонин впал в боевое безумие, и не раздумывая бросился на Вена.
После он не помнил ничего. В себя он пришел в железной хватке ламы Радхики Снежного Пика, его учителя по кайлиндо, когда ярость исчерпала себя, а рассудок вернулся. Вена уводила группа монахов Шигалу, но он обернулся через плечо, озабоченно и с тревогой глядя на Энтонина. Похоже, прошла всего лишь минута-другая.
Большинство монахов расходились, не глядя на Энтонина, но некоторые не могли сдержать разочарования, при виде такой потери самоконтроля. Голова Энтонина поникла от стыда. Правильно ли он поступил?.. Не в силах больше сдерживать отчаяние, он всхлипнул. Слеза покатилась по его щеке.
Незнакомый голос раздался неподалеку: "Ты плачешь за себя, или из страха, что вашей дружбе пришел конец? Не горюй, молодой Слеза, ты все сделал правильно. Мудр управляющий своей яростью настолько, что может вызвать ее в минуту нужды".
Подняв голову, Энтонин увидел китайца, сидящего неподалеку, в черных одеждах и шляпе даосского жреца. Прижав кулаки к груди он протянул их к Энтонину в традиционном знаке почтения среди изучающих боевые искусства.
Лама Снежный Пик отпустила Энтонина и положила ладонь на его плечо. "Я искренне сожалею, что ты не можешь остаться здесь, особенно после такого акта самопожертвования, столь редкого среди щенков". Она поклонилась Энтонину и ушла, направившись к каэрну, где остальные монахи уже чествовали Вена.
Китаец встал и подошел к нему. "Итак, куда ты направишься?"
Энтонин мотнул головой. "Не знаю. У меня нет никаких мыслей на этот счет".
Мужчина в притворном изумлении вздернул брови. "Не может быть. В таком случае, тебе следует отправиться со мной и быть моим гостем".
"Благодарю вас. Очень признателен за предложение. Могу я узнать ваше имя, и где вы живете?"
"Ха-ха! Конечно, можешь! Я мастер Чиен Вершина, и принадлежу к септу Чистейшей Решимости. Ты окажешь мне честь, став моим учеником!"
Энтонин едва мог поверить услышанному. "Но ведь я проиграл. Чего же я после этого стою?"
"Ты проиграл по собственному выбору. По достойной причине. В любом случае, тебе здесь нечего делать", он широко развел руки, указывая на заснеженные вершины. "Здесь холодно и пустынно. А ты – человек леса, я сразу могу сказать"
"Да?.. Как?"
"Вегарда сказала", подмигнул он.
Энтонин не смог скрыть изумления. "Как?... Как вы узнали, что я связан с Полярной?"
Чиен нахмурился. "Говорю же, она сказала! Если она может тебе писать послания в небесах, то и мне тоже может! Септ Чистейшей Решимости посвящен ей, и от нее мы узнаем особые обряды, призванные исполнять ее замыслы. Она избрала тебя, и вполне логично, если ты попадешь в каэрн ей посвященный".
Энтонин не мог не улыбнуться. Все теперь приобретало смысл. В глубине души он все время знал, что не принадлежит здесь, что ему предназначено другое место. Восторженное благоговение перед каэрном просто мешало ему ясно понять это. Теперь он испытал облегчение от того, что Вен победил, и неважно, как он упал в глазах прочих монахов из-за своего мнимого слабоволия. Мастер Чиен и лама Снежный Пик знают истину, и достаточно. Нет нужды писать это на лбу. И уж конечно, Вен ни о чем не узнает – друг заслужил веры в то, что победил собственными силами.
"Пойдем", двинулся в направлении сердца септа мастер Чиен. "Я голоден. Путь в Китай долог, так что наедайся заранее!"
Энтонин Слеза зашагал следом за новым учителем, счастливый наконец найти свое место в мире.

Он открыл рюкзак, и достал из него пустую металлическую флягу, отмеченную резными символами и запечатанную старой кожаной пробкой. Взяв ее двумя руками, принял молитвенную позу, фокусируя свою волю на пробуждении живущего во фляге духа. Крохотное существо внутри фляги явилось водоворотом, наполнившим сосуд чистой, свежей водой. Энтонин поблагодарил его, и отпил из фетиша. Дух вновь исчез, но вода осталась.
Заткнув флягу пробкой, он убрал ее в рюкзак, достав взамен пакет вяленого мяса, поел немного, наблюдая, как покачиваются цветы на слабом ветру, исходящем от ущелья. Наевшись, свернул пакет, убрал его тоже и поднялся, дабы свернуть одеяло и вернуть его на полагающееся место, подвешенным на ремешках книзу рюкзака.
Стемнело. Вскинув рюкзак на плечи, он шагнул в тень скалы, сквозь которую пришел, и оставив прогалину вновь очутился на лунном пути.
Ладонь больше не светилась. Придется полагаться на тропу, и собственный опыт путешествий в Умбре. Куда ведет путь, он пока не представлял, но ясно было, что место его назначения важно для замыслов Химеры. В свете последних событий особого выбора, кроме как идти по единственному следу, у него не было.
Он шел, пока луна не взошла в зенит, потом остановился ненадолго, прямо на тропе пожевав еще немного мяса и глотнув воды. При необходимости он мог бы сутками обходиться без пищи, горный дух научил его искусству превозмогать требования тела и какое-то время существовать на одной только воле. Но вечно так не продержаться, еда все равно потребуется, и он не желал без необходимости обращаться к подобным методам, пока не окончатся припасы и всякая надежда пополнить их.
Энтонин двинулся вперед.
Местность, по которой он теперь шел, становилась пустынней, все меньше мини-планов отходили по сторонам от пути, а пространство между ними выглядело сумрачным, ненаселенным даже гаффлингами и джагглингами. Где он находится, тоже было не очень понятно. Ничего знакомого, Энтонин прежде даже не слышал о подобном месте. В конце концов, он остановился на предположении, что это просто какая-то заброшенная, редко посещаемая область Глубокой Умбры, какое-то время уже как оставленная своими обитателями-духами. Но почему? Что заставило их уйти?
Вскоре он стал замечать в отдалении засохшие, старые и потрескавшиеся обрывки паутины. Слуги Ткачихи. Здешние края прежде населяли духи Ткачихи, но паутина выглядела настолько древней и хрупкой, что это, видимо, было достаточно давно.
Энтонин остановился, и трансформировался в более мощную глабро-форму. Он втянул воздух. Ни следа Вирмовой вони. Это место было по-настоящему покинуто, и не присутствие тварей Вирма согнало отсюда исконных обитателей.
Тайна окрестностей одновременно подхлестывала любопытство Энтонина, и беспокоила его. Он не был теургом, и хотя немало времени провел, изучая Умбру и духов по чужим рассказам, это никоим образом не было основным направлением его исследований. Недостаточное знание географии Умбры не позволяло ему надеяться определить, что это за место, или вспомнить какую-то относящуюся к нему легенду.
Лишенный возможности получить хоть какую-то подсказку, Энтонин продолжил путь, в поисках конца лунной тропы.
Луна вновь склонилась к горизонту, и дорога успела потускнеть, прежде чем окончилась на границе очередного мира. На сей раз, не лесного – изнутри не доносилось запахов, присущих природе. Скорее он напоминал нечто вроде циклопического утеса, выстроенного из ровно уложенных блоков, тщательно пригнанных друг к другу, образуя невероятных размеров стену, уходившую за пределы досягаемости взгляда Энтонина. Напряженно вглядываясь в полумрак, он мог различить резьбу и иероглифы на камне, но ни разобрать их форму, ни понять смысл. Свет быстро угасал, тропа становилась почти невидима, и у Энтонина не оставалось выбора, только идти вперед, в неизвестность.
Внутри все дышало древностью. Энтонин очутился в гигантской пещере, выстроенной из таких же блоков. В два ряда выстроились устремленные в бесконечность над головой колонны. Теперь можно было различить резьбу, по спирали поднимающуюся вокруг колонн, повествования в картинах.
Он осторожно подошел к ближайшему столбу, и вгляделся повнимательнее. По стилю рисунки напоминали нечто среднее между майя и Китаем – плоские, закругленные, иконографические фигуры резьбы майя, но с пейзажами, наводящими на мысли о туманах и воде, как на китайских ландшафтных картинах. Результат напоминал примитивных, абстрактно очерченных существ гуляющих на фоне детализованного, но отдаленного ландшафта.
Низкий, тихий голос прошептал у него под ухом: "Ах да, история о вожде Убийственное Копье, и обретении им ездового грифона.
Энтонин мгновенно развернулся, входя в защитную позицию. Стройная женщина в платье, с темно-рыжими волосами, завязанными "хвостами", не отшатнулась, и не попыталась приблизиться. Обращенный к нему взгляд был совершенно нейтрален, хотя Энтонину показалось, что он различает за этим спокойствием непредсказуемость.
"Кто вы?" осведомился он, слегка расслабившись, но готовый в любой момент прибегнуть к любой из множества защитных и агрессивных стоек.
"Я – библиотекарь Грез", ответила она, заметно удивленная вопросом. "А это одна из старейших комнат архивов. Почему вы здесь, если не знаете этого?"
Энтонин оглядел "комнату", в поисках каких либо стен не считая той, через проход в которой он сюда вошел. Ничего не обнаружилось. Если это – всего лишь одна комната, что же может быть в остальных? В состоянии ли разум воспринять подобную бесконечность?
"Меня привел сюда лунный путь", ответил он.
Она посмотрела озадаченно, широко распахнув глаза, приглашая Энтонина объяснить подробнее.
"Дорога, проложенная Лоной, духом Луны".
Ее левая бровь поползла вверх. "Вот как? Тогда почему вы в Архивах Цивилизации? Вам наверняка нужны Небесные Истории или Звериные Дворы".
Любопытство, пробужденное услышанным, шептало Энтонину о кладезях забытой мудрости, но сюда его привело дело. "Нет. Полагаю, я в нужном месте. Видите ли, я дитя Химеры".
"Разумеется. Иначе бы вас здесь не было. Так все же, почему Цивилизация? Есть какой-то интересующий вас предмет?"
"Да", ответил Энтонин. "Серебряный лунный путь. Дорога в мире духов из лунного серебра".
"Хм...", ненадолго задумалась библиотекарь. "Не припомню ничего подобного. Хотя… погодите-ка. А, да, есть ссылка. Я вас отведу". Она удалилась вглубь гигантского зала, не оглядываясь на Энтонина, словно была уверена, что он следует за ней.
Так он и поступил. Двигаясь немного позади нее, он миновал новые ряды столбов, каждый изображал различных персонажей и места событий. Старая комната превращалась в еще более древнюю – пыль скопилась на полу, в углах и щелях колонн.
"Мы пришли", объявила она, останавливаясь у колонны. Стряхнула ладонью нечто, походившее на старую паутину. "Давно не видела. Собственно говоря, не думаю, чтобы кто-нибудь приходил, чтобы это прочесть. Раз так, вы будете первым", она улыбнулась Энтонину и ушла тем же путем, каким пришла, сопровождаемая угасающим эхом шагов.
Когда она скрылась из виду, Энтонин опустился на колени, чтобы рассмотреть основание колонны. Резьба полнилась пауками и животными, древними ландшафтами и, прежде всего, луной. Пальцы его скользили по узорам, пытаясь отследить их от подножия к верху, следуя спирали истории по окружности колонны, а глаза тяжелели. Он почувствовал прикосновение сна, и не мог стряхнуть его. Прежде, чем он смог что-то предпринять, Энтонин провалился в грезы…

Праматерь Паучиха в отчаянии заламывала все свои восемь рук. Она не знала, что делать. Каждая ее паутина, любой аккуратно выложенный узор, вскоре разрушался буйствующим вихрем Вилда. Не слыша просьб, чуждый сочувствию, он рвал в клочья все плоды ее работ в своем безумии разрушения.
Она сходила с ума. Как может она продолжать рождать вещи, чтобы снова быть свительницей их уничтожения? Она молила Вирма, мирового змея, чтобы он пожрал Вилд, и остановил разрушение. Вирм не слушал ее.
Так ей казалось – на самом деле, незримо для ее тревожного взгляда, он действовал, ограничивая вихрь, направляя его прочь от сотворенного Ткачихой, в соответствии со сменой сезонов. Когда паутина становилась слишком густой или старой, он высвобождал Вилд, не мешая его хаотичному движению – пока вновь не приходило время для творения.
Но Паучиха не понимала этого. Все, что она видела было разрушение, никогда то, что Вилд оставлял на своем пути, новые формы, их возможности для открытия своего потенциала в момент, когда жесткая паутина законов Ткачихи не сковывает их.
Она задумала удержать Вилд, обратить мощь Вирма против него на все времена. Неразмышляющая, заботящаяся лишь о своих бедных, рвущихся творениях, она начала опутывать Вирма самой прочной своей паутиной, пленяя его липкими нитями, ломая змея к повиновению собственной воле.
Вирм не был рабом. Он бился, выл, шипел в своем плену, старался вырваться из оков, но все его попытки лишь запутывали паутину. В отчаянии, он сбросил кожу, пытаясь проскользнуть сквозь шелковые нити, пока старая шкура удерживает уплотняющийся барьер. Неудачно.
Вилд не слышал его воя ярости и боли. Никого не слышит Вилд.
Небесная Паучиха плела кокон вокруг беснующегося Змея. Так сосредоточена была она на своей работе, что весь мир перестал для нее существовать – только паутина, сложнейший узор, требовавшийся чтобы не оставить Вирму никаких шансов.
Она не заметила луча лунного света, который проник в пещеру где она сковала змея в его логове. Луч превратился в серебряную нить, проникшего – да, да, как змея – в черное плетение, исторгавшееся Паучихой. Серебряная нить переплелась с черным шелком, следуя его спиралевидному потоку вокруг Вирма, незримая Паучихой.
Теперь в пещеру ворвались легионы духов, отвечая на призыв Вирма Равновесия, змея, чьи кольца удерживают воедино мир. Они пытались расплести паутину, но лишь сделали ее еще запутаннее, и угодили в нее сами, превратившись в Погибели. Ничто не могло добраться до Вирма сквозь лабиринт, не потеряв рассудок, ибо собственное безумие Паучихи вплелось в узор кокона, ловушка, из которой разум мог вырваться, лишь оставив позади свою логику.
И Гару явились, с рычанием бросаясь в битву, вспарывая паутину своими зубами и клыками. Но и они заплелись, запутались в ее поворотах и изгибах, глаза Гару утратили свет рассудка, и безумие поглотило их.
Однако они сумели совершить свой последний подвиг. Сквозь черный, непостижимый узор они проложили единственную дорогу. Ее спирали и дуги вились сквозь пространство и время, куда не проникнуть разуму, но они вели к сердцу кокона, распахнутым челюстям самого воющего, сумасшедшего Вирма. Но благодаря близости тропы к другим нитям, ее сводящим с ума изгибам, идущим сквозь бесконечность парадоксальных измерений, никто не мог пройти по ней не потеряв по дороге собственную цель. Даже величайшие Гару, испытав ее, в лучшем случае добирались до последней спирали, лишь чтобы позабыть о долге, и впасть в безумие от неодолимой иллюзии собственной божественности.
Спрятанная поблизости, незамеченная и неотмеченная сумасшедшими волками, шла серебряная нить из лунного света. Нехоженная, забытая. Тайная, сокровенная прядь, скрытая даже от взгляда Паучихи.
Энтонин, бесплотный наблюдатель, видел все это, и его ладонь вновь начало жечь, в ритме слабого, пульсирующего отсвета серебряной нити, шедшей прямиком к пасти Вирма.

Он пробудился на лунной тропе. Никаких признаков открытых врат в любом направлении. Его ладонь вновь стала нормальной, ни следа отметины.
Энтонин знал теперь, что серебряный путь, которого когда-то коснулся в своем видении и есть та самая Серебряная Нить, зеркало Лабиринта Черной Спирали, который сам представлял собой ничто иное как дорогу, прорубленную сквозь паутину Ткачихи, сотканную чтобы подчинить Вирма. Но Вирм не пожелал подчиниться.
Он едва мог поверить увиденному. Если все так, значит Танцоры Черной Спирали не просто порченные, злобные твари – а когда-то героические воители, пытавшиеся спасти Вирма, тогда еще силу Равновесия, а не Великого Осквернителя. Они подпали под власть безумия Ткачихи, и их разумы пленил бесконечный лабиринт, который она спряла вокруг своего пленника. Теперь порча скованного змея поразила и их.
Энтонин не был глупцом. Скверна есть скверна, зло в чистом виде, опасное не только полным отрицанием равновесия и морали, но своей заразностью. Что бы ни стало причиной безумия и порчи Танцоров Черной Спирали, они давно превратились в слуг силы, гниющей в собственных изъязвленных ранах.
Зачем он увидел это? Какая польза от подобного знания, кроме жалости, ставшей спутницей привычного и заслуженного отвращения к Танцорам? Важность показанного таилась в Серебряной Нити. Почему никто не увидел ее раньше? Наверняка этот, выкованный Лоной путь, в отличие от Черной Спирали, обещал надежду идущему по нему. Но к чему рисковать, отправляясь по нему?
Энтонин знал ответ: достичь центра Кокона Ткачихи, сердца ее королевства иллюзий, выйти за грань всех лживых форм, картин или мыслей. Освободить заточенного Вирма, и вернуть Равновесие.
Возможно ли это? Осуществимо ли?
Энтонин помнил жгучую боль ожога, знал, что никогда не сумеет пройти по тропе и не умереть от прикосновения к ней. Лунное серебро требовало чистоты. Лишь истинно чистый в намерениях и по крови мог прикоснуться к нему и не сгореть.
Как к Серебряной Короне.
И единственный, кто носил эту реликвию – король Альбрехт. Энтонин почувствовал волнение. Он должен вернуться в Нью-Йорк, поймать Альбрехта пока король еще там. Энтонин уверился, что судьба короля Серебряных Клыков связана с его видением, не с войной в Европе.
Он побежал по лунной тропе назад, по собственным следам, поспешно переосмысливая ситуацию в поисках любой возможной помощи для Альбрехта.
Казалось ясным, что Лона не поведала остальным о существовании нити из страха, что Ткачиха обнаружит ее и удалит из своего гобелена. Но Химера все же предупредил Энтонина, рискуя привлечь внимание Паучихи. Хотя, так ли он рисковал? Химера всегда вплетал свои послания в глубокие метафоры и сбивающие с толку картины. Видения, исходящие от него, требовали полного напряжения способностей мудрейших из Зрящих-Звезды, и часто уводили их в ошибочном направлении. Щенки возмущались, что подобная запутанность больше прячет истину, чем помогает открыть ее, как утверждали старейшины. Но Энтонин теперь был уверен, что, как члены тайного общества, вынужденные прятать свои знания от других из страха политических преследований, Химера и его слуги говорили загадками, чтобы сбить со следа Врага, и наградить прозрением лишь мудрейших.
Переполнявшие его раздумья чуть не отвлекли Энтонина от слежения за местностью вокруг. Пустынный край, сквозь который он добирался сюда, исчез. Он находился где-то еще. Тропа повела его в новом направлении.
Прочь от дома.